oomizuao ray

От автора:
Просто маленький скетч изэтюдника.

Девушка посередине - этоЛилит. Я действительно хочу включить ее в историю.

Пока, идея для нее - это,что она много переезжала. В течение нескольких лет, она ходила вту же школу, что Спайк и Сем, и стала их близким другом. Лилит была пацанкой и отъявленнымсорванцом: всегда с грязью на ее одежде от лазания по деревьям или играми в этой жегрязи. И вместе с ней они весело проводили время. Кроме того, Спайк втрескалсяв нее , о чем он, конечно, не признавался никому - даже не сам себе.

Несколько лет спустя ,Лилит должна была снова переезжать. Она попрощалась с Сэмом и Спайком, носпросила, можно ли немного поговорить со Спайком наедине, так как она должнабыла сказать ему что-то. Лилит дала Спайку письмо в конверте , сказав неоткрывать его, пока он не будет один. И чмокнув Спайка в щеку – ушла. Угадайте,что это было за письмо :3

Лилит, также, былаединственной , кто мог обнять или прикоснуться к Спайку, к чему Сэм конечно оченьревновал. Причиной этого была влюбленность Спайка в Лилит, конечно.

... по крайней мере этото, что я напланировала для Лилит до сих пор. Ее будущая роль в истории еще не ясна, но у меня есть некоторые идеи.

Глава 11 (Часть1)

      Сэм проснулся от шума открываемой кем-то входной двери. Он удивился, обнаружив, что все еще сидит на диване. Взглянув налево, Сэм заметил, что Спайк спит, положив голову ему на плечо. Сэм тепло улыбнулся и осторожно встал с дивана, подложив Спайку под голову подушку так, что даже не разбудил его. Затем, на цыпочках он пошел к входу, где уже стоял его отец.

      «Привет, пап» - зевнул Сэм.

      Сандерс как раз снимал свои конверсы, взглянул на Сэма и попытался улыбнуться.

      «Привет, сына» - сказал он – «а ты разве не должен еще спать?»

      «Что-то не так?» - Спросил Сэм, немного волнуясь. – «Почему ты вернулся так рано?»

      «Идем, присядем на кухне» - предложил Сандерс.

      «Так, что пошло не так?» - спросил Сэм, когда они сели.

      «Сначала – ничего, все было так идеально» - сказал Сандерс и откинув голову уставился в потолок – «Но потом я облажался, и она рассердилась на меня.»

      «Что ты сделал?»

      Сандерс глубоко вздохнул и спрятал лицо в ладонях.

      «Я назвал ее не ее именем. Ее зовут Йенни, но я, вдруг, назвал ее Сашей»

      «Маминым именем? О, Господи… папа» - Сэм положил руку отцу на плечо – «Не я должен тебе такое говорить, но тебе надо ее забыть. Прошло уже десять лет, с тех пор как она нас бросила, ты не думаешь, что пора уже ее отпустить?»

      Сандерс посмотрел на Сэма, пораженный тем, как по-взрослому стал, вдруг, звучать его сын. Затем он снова глубоко вздохнул, выглядя очень подавленным.

      «Мне она действительно понравилась, та девушка – Йенни. Но после такого она, наверное, не захочет меня больше видеть. Девушки очень огорчаются, когда называешь их чужим именем. Не забудь этого, когда у тебя появится девушка.»

      Сэм кивнул и несколько раз сочувственно похлопал отца по плечу.

      «Хочешь чего-нибудь выпить, пап?» - спросил Сэм.

      «Вода будет в самый раз» - сказал Санденрс, сумев немного улыбнуться.

      Сэм кивнул и, подойдя к раковине, наполнил чистый стакан водой.

      «Спасибо, сын» - сказал Сандерс, когда Сэм дал ему стакан.

      Сэм смотрел как его отец осушает стакан, и думал, что ему очень жаль отца и, что он хотел бы подбодрить его хоть чем-нибудь.

      «Хочешь об этом поговорить?» - осторожно спросил Сэм.

      «Оу, нет» - сказал Сандерс и чуть улыбнулся – «Я просто ужасен, когда дело доходит до обсуждения эмоций и всего такого.»

      Он заметил обеспокоенное выражение лица Сэма, улыбнулся ему и потрепал по волосам.

      «Эй, не волнуйся обо мне, Сэм. Со мной все будет хорошо. Мне просто нужно отдохнуть и все это к утру забудется.»

      Сэм знал, что это не правда. Ничего не забудется. Он знал своего отца, и знал, что тот просто будет держать все это в себе и притворяться, что это его не беспокоит. Точно так же, как он поступил, когда ушла мама Сэма. Он выглядел очень подавленным весь день, а на следующий – улыбался и вел себя, как будто ничего не случилось. Он не хотел, чтобы сын видел, как он плачет, не хотел, чтобы сын думал, что он слаб, в то время, как Сэм предпочел бы увидеть своего отца в слезах. Они оба были опустошены ее уходом, и когда Сандерс не выражал своих чувств по этому поводу, Сэм тоже не хотел этого делать. Так что вместо того, чтобы сесть и по-настоящему поговорить друг с другом, они оба держали эмоции в себе и плакали порознь, когда никто не видит. Сэм помнил, как засыпал в слезах, ночь за ночью, догадываясь, что у его отца тоже наворачиваются слезы перед сном.

      «Эй» - Заглянул в глаза Сэму Сандерс – «Я же сказал не волноваться» - снова улыбнулся он.

      «Пап» - начал Сэм, но не нашел что еще сказать. Его отец заверил, что с ним все нормально.

      «Ну, я иду спать» - сказал Сандерс, вставая – «Думаю, тебе тоже нужно поспать. Уже поздно, а тебе завтра в школу.»

      «Ладно.» - сказал Сэм.

      Они обняли друг друга, пожелали спокойной ночи и разошлись: Сандерс – в ванную, а Сэм вернулся в гостиную.

      Спайк все еще спал на диване, свернувшись как котенок.

      Сэм постоял немного, глядя, как Спайк спит. Он выглядел таким умиротворенным, без того обеспокоенного выражения лица, с которым засыпал. Сэм присел перед диваном, чтобы рассмотреть лицо Спайка поближе. Сэм слабо улыбнулся. Спайк спал на боку, обе руки засунув под подушку, на которой лежала его голова. Сэм сидел к нему лицом к лицу, и поймал себя на том, что уставился на полуоткрытый рот Спайка. Его узкие губы казались такими мягкими. Раньше, у Сэма уже возникало желание быть ближе к Спайку, без осознания, почему. Сэм восхищался им и следил за ним, но это чувство было другим. Он не совсем понимал его, но когда он вот так смотрел на Спайка, на его рот, что-то заставило его остановиться и задуматься – как бы это ощущалось, если бы он поцеловал Спайка.

      Сэм осторожно вытянул руку и коснулся лица Спайка, осторожно поглаживая его щеку.

      Спайк заворочался, глубоко вдохнул и зевнул, перед тем, как медленно открыть глаза.

      «Привет, Сэм» - сонно сказал он – «Извини, я уснул.»

      «Мы оба уснули» - сказал Сэм, улыбнулся и собрался убрать руку.

      «Не останавливайся» - тихо сказал Спайк. Он сам удивился, что это сказал, но ощущал, что действительно не хочет, чтобы Сэм останавливался. Было что-то материнское в том, как Сэм гладил его щеку, ласковое прикосновение, которого Спайк был лишен с тех пор, как был совсем маленьким, не похожее на грубые, жуткие прикосновения, к которым он привык за свою жизнь.

      Сэм снова покраснел.

      «Твои прикосновения напоминают мне о маме» - сказал Спайк как-то счастливо.

      «Но ты же ее не знал» - сказал Сэм.

      «Знаю» - мягко улыбнулся Спайк – «но сейчас я чувствую, что как будто знал, и что она сейчас здесь.»

      Сэм благожелательно улыбнулся. Он сел на диван возле Спайка и сказал положить голову ему на колени.

      Спайк сначала не хотел, это слишком уж напоминало ему положение, которое его часто заставлял принимать его дядя, но он хотел показать Сэму, что доверяет ему, так что он, все же, положил голову Сэму на колени. Сэм начал осторожно гладить его волосы и скоро Спайк смог совсем расслабиться. Он закрыл глаза, притворился, что с ним его мама и почувствовал себя в безопасности.

      Сэм смотрел, как Спайк засыпал, пока он мягко гладил его щеку и влюблено проводил пальцами по черным волосам. Сэм нежно улыбнулся и почувствовал тепло внутри. Было приятно видеть, что Спайк ему настолько доверяет. И теперь он наверняка знал, что Спайк не презирает его. Скоро Сэм заметил, что Спайк уснул. Он улыбнулся и тоже позволил себе провалиться в сон. Так они и проспали на диване всю ночь.

      Было уже почти пять часов, когда Спайк и Сэм вышли со школы и пошли домой.

      «Просто не понимаю» - нахмурился Сэм. – «Марко и сегодня не было в школе. Где же он, блин?»

      «Ты бы так не переживал» - сказал Спайк – «Ты вообще должен быть рад, что его нету рядом и он тебя не достает.»

      «Мда, ты прав» - сказал Сэм.

      Он посмотрел вверх в безоблачное небо и, наконец, улыбнулся.

      «Сэм» - сказал Спайк после затянувшегося молчания. – «Я хотел спросить тебя кое о чем.»

      «О чем?»

      «Это глупый вопрос, но… сколько в действительности лет твоему отцу?»

      «А, ну это не глупо. Посмотрим… » - сказал Сэм, и немного поразмыслил – «ему двадцать восемь.»

      «Вау.» - изумленно произнес Спайк.

      «Ага, я знаю.» - сказал Сэм – «Он на столько не выглядит.»

      «Нет, в смысле – ты никогда не задумывался над этим?»

      «Не задумывался о чем?»

      Спайк вздохнул.

      «Хорошо, я знаю у тебя не очень с математикой, но подумай: если твоему папе двадцать восемь, а тебе четырнадцать, то сколько было твоему отцу, когда ты родился?»

      Сэм замолчал, какое-то время серьезно это обдумывая. Осознав, он широко раскрыл глаза и ахнул.

      Сандерс тихо сидел на диване, читая последний номер Бетмена, попивая через соломинку шоколадное молоко, когда входная дверь внезапно распахнулась и он услышал возглас Сэма:

      «Четырнадцать?!»

      Сандерс повернулся и взглянул в приближающееся к нему шокированное лицо Сэма.

      «Что четырнадцать?» - спросил он.

      Сэм выглядел, как будто не знал что сказать.

      «Четырнадцать!» - повторил он. – «Тебе было четырнадцать, когда я родился!»

      «А, это…» - Сандерс неуверенно усмехнулся – «Ну, да, было.»

      «Но» - запнулся Сэм – «Значит тебе было тринадцать, когда вы с мамой… О, Господи, папа!»

      Сандерс просто моргнул.

      «А почему ты так шокирован?»

      «Почему я шокирован?! Ты же был ребенком! Ты был моего возраста, когда стал отцом! И у тебя на руках была беременная тринадцатилетняя!»

      «Не, не, не» - сказал Сандерс и в отрицание покачал пальцем. – «Твоей матери не было тринадцати, когда она тобой забеременела.» - заверил он сына.

      «Так... а сколько ей было?» - хотел знать Сэм.

      «Эмм… ей было восемнадцать.» - осторожно заметил Сандерс.

      Сэм думал. что еще более шокированным он быть уже не может, но, очевидно, ошибался.

      «Восемнадцать?!» - почти закричал он. «И она… и вы… это законно, вообще?»

      «Технически – да, но она не знала, что мне тринадцать.»

      «Ты ей не сказал?»

      «Я думал, она в курсе.» - пожал плечами Сандерс.

      «Но она же должна была как-то увидеть, что ты не ее возраста, так ведь?»

      Сандерс встал с дивана, прошел к книжному шкафу, нашел фотографию в рамочке и принес ее к Сэму.

      «Посмотри на эту фотографию, Сэм, что ты видишь?»

      Сэм, все еще не оправившийся от шока, механически взглянул на картинку и сказал, что увидел:

      «Это ты, Терренс и какой-то еще чувак… Правильно?»

      Сандерс кивнул.

      «И как ты думаешь, сколько нам лет на этой фотке?»

      Сэм внимательно посмотрел на фотографию. Странно было видеть их такими. Дреды Терренса были короче, в остальном он не очень изменился. Черноволосый чувак, которого они звали Джемом, напоминал Терренса в том смысле, что его волосы тоже полностью закрывали глаза, но дредов не было, вместо них было впечатляющее афро.

      И там был его отец – его волосы были длиннее, чем сейчас и тоже почти полностью закрывали его лицо, а на подбородке красовалась малюсенькая борода, указывающая на то, что уже тогда он пытался вырастить свою козлиную бородку. Сэм улыбнулся от вида этих трех хиппи, положивших руки друг другу на шеи и свободными руками показывающие пацифик. Потом Сэм вспомнил, зачем смотрит на фото и попытался угадать их возраст.

      «Я не уверен, но догадываюсь что вам тут… шестнадцать, семнадцать?» - Сэм посмотрел на отца, чтобы узнать угадал ли он.

      Сандерс хитро улыбнулся.

      «Терренсу и Джему было шестнадцать, а мне все еще тринадцать.»

      Сэм ахнул.

      «Быть того не может! Ты выглядишь таким взрослым.»

      «Вот и твоя мама так подумала, и по этой же причине охранники пустили меня на вечеринку для тех, кому шестнадцать и больше, ту вечеринку, на которой я впервые ее встретил.»

      «Ага, наверное, я понял» - сказал Сэм – «Так как она встретила тебя на той вечеринке, вполне естественно было для нее подумать, что тебе как минимум шестнадцать, так? »

      «Именно.» - кивнул Сандерс. – «Рад, что мы, наконец, друг друга поняли.»

      Сэм вдруг нахмурился и серьезно задумался.

      «Что не так?» - спросил Сандерс.

      «Ты встретил Терренса, Джема и маму впервые в старших классах, так?»

      «Все верно.»

      «И тебе тогда было тринадцать?»

      «И это верно.»

      «Так ответь же мне, папа: что, блин, тринадцатилетний делал в старших классах?! В смысле, что тогда случилось со средними?»

      Сандерс слабо усмехнулся.

      «Я понимаю, что все это, должно быть, очень тебя обескураживает, но думаю, что история моей жизни мы оставим на какой-нибудь другой день.»

      «Почему? Я хочу услышать ее сейчас.» - горячо запротестовал Сэм.

      «Во-первых, я как бы устал и не готов к такому длинному рассказу. Во-вторых, думаю, мне нужна будет помощь Терренса, он знает детали и умеет их правильно подавать. Да и вообще, я сам не очень знаю, как попал в старшие классы в том возрасте, но Терренс знает.»

      «Как так, что Терренс знает, а ты – нет?» - спросил сбитый с толку Сэм.

      «Скажем так, любопытство иногда может научить кошку чему-нибудь, а не убить.» - ответил Сандерс с улыбкой. – «Ну, ты, наверное, голодный. Я пойду готовить ужин.»

      «Могу помочь» - предложил Сэм.

      Сандерс улыбнулся, с радостью принимая помощь.

      «Ну, так что бы ты хотел?» - спросил он сына.

      «Спагетти» - воскликнул Сэм, после некоторых раздумий.

      «Хороший выбор.» - сказал Сандерс и пошел к шкафам, искать все, что им потребуется.

(с) Elise M. Syvertsen (oomizuao)

ссылка на оригинал (англ)

"Зеленоглазый монстр"

Мне холодно

Я свернулся калачиком, чтобы согреться, но это не помогает

Я дрожу, но не ледяной бетонный пол, на котором я лежу раздетый и связанный,тому причина. Касаюсь своей кожи и чувствую, что некоторые места просто кипят:пот, выступающий на покрытой мурашками коже, тут же становится холодным, но,все же, и это не то, из-за чего я чувствую себя таким замерзшим.

Мои глаза завязаны. Но так даже лучше. Я не хочу видеть, что за хрень тампроисходит, от этого станет только холоднее. Потому что холод, который я ощущаю,идет из глубины внутри меня.

Я еле-еле дышу. Я знаю это, потому что чувствую ледяные струйки воздуха,каждый выдох ласкающие мою кожу. Это как-то успокаивает, означает, что я всееще жив. Я в ужасе от мыслей о смерти, хотя с чего бы, ведь я точно знаю чтоименно ждет меня в загробной жизни. Так что я приложу все усилия, чтобы сладитьс жизнью данной мне. С жизнью, которую я украл, если быть точным. Я никогда недолжен был жить, и он это очень хорошо знает. Вот почему он продолжает делать то,что делает.

Мои руки все еще связаны. Я начал думать, что, наверное, веревки ослабли,потому что я больше не чувствую, как они впиваются в тело, а может, я простопривык к боли… но сильно шевелить руками все еще не могу. Я лежу здесьнеподвижно так долго, что большая часть моего тела онемела. Но так даже лучше:онемение позволит мне меньше чувствовать, когда он придет сюда, чтобы закончитьто, что так явно планирует.

Я снова вздрагиваю. Не от холода, но от мысли о том, что он собираетсясделать со мной. Странно, но я ловлю себя на размышлениях о том, как бы все этивещи ощущались, если бы я был девочкой. Не могу представить. Но, предполагаю,что не было бы особой разницы, разве что, будь я девочкой, у меня было быбольше двух отверстий для его насилия.

Сворачиваюсь еще крепче. Вдруг онемение стихает, и я чувствую, как боль сноваразливается во всем моем теле. Стискиваю зубы, сжимаю кулаки и слышу хрустсуставов в пальцах. Мои запястья снова начинает жечь, сквозь истертую кожуверевка давит на открытые раны. По крайней мере, они ощущаются как открытыераны, и, я уверен, что так оно и есть, ведь я помню, как тепла была кровь,струящаяся вниз по ладоням.

Внезапно накатывает голод. После целых двух дней, а может и больше, мой ужепустой желудок начал неметь, но сейчас, как только я подношу свои руки ко рту –голод вспыхивает снова, и мой желудок как будто взрывается. Стараюсь необращать внимания. Я чувствую, как мои холодные руки касаются моего еще болеехолодного рта. Холодного настолько, что проходит несколько секунд прежде чем японимаю что это мой рот. Я продолжаю поднимать руки, пока не чувствую веревку,коснувшуюся моих губ, и я начинаю жевать ее. Я знаю, что это бессмысленно. Язнаю, что это пустая трата энергии, но мне нужно занять мозг, мне нужно что-тоделать.

Металлический привкус растекается по языку. Я так и знал, я знал, что кровьдействительно текла, и это не было просто еще одной галлюцинацией.

Если бы я только мог снять повязку.

В этот раз он связал меня действительно очень крепко. Крепче, чем в прошлыйи в позапрошлый разы, крепче, чем когда-либо, вообще. Мне не знакомы эти узлы…И это совсем не утешает. Он становится все более жестоким. Он всегда былжестоким, но после того как я достиг половой зрелости все пошло из рук вонплохо.

Быстрое воспоминание встает перед моим внутренним взором, а вместе с нимнакатывает невыносимая тошнота. Я заставляю себя проглотить уже подступивший кгорлу ком. Я не хочу лежать в своей собственной рвоте, здесь внизу все и такуже достаточно гадко.

Я ненавижу эти воспоминания. Они преследуют меня каждый день и приходят безпредупреждения. Изображения и ролики вспыхивают в моем уме, изображения того,как он касается меня, этими жуткими нежными прикосновениями. Его ласка хуже егоизбиений. Если он бьет кулаком в лицо – это сразу адски больно, но эта больуходит через некоторое время, и эти синяки заживают, но когда он ласкает меня,гладит руками мое тело – это ощущение остается как пятно, которое невозможносмыть, оно превращается в психические синяки, которые никогда не заживут. Я досих пор могу их чувствовать, думаю, это называется тактильные галлюцинации, и вних я могу ясно ощутить все те вещи, которые он делал со мной. Первый разслучился, когда мне было где-то лет 5, кристально четко я все еще могу почувствоватьту неописуемую боль, когда он ворвался в меня, все еще ощущаю теплую жидкостьбегущую по моим бедрам, смесь его семени и моей крови. Состояние, будто якричу, плачу и блюю одновременно, и когда я думаю об этом – хочется разодратькожу, чтобы избавиться от пятен, которые он оставил на мне. Часами стоять поддушем, разрезать глубокие раны на коже, я даже пытался выжигать на себе знаки,но что бы я ни делал, я всегда буду оставаться запятнанным.

Я помню уроки полового воспитания, несколькими неделями ранее. Они говорилии говорили о том, какой это красивый акт между двумя индивидуальностями, какэто должно быть непередаваемо восхитительно, говорили о возбуждении, и о том,какое это хорошее ощущение, говорили о соитии с использованием прилагательныхсовершенно противоположных тому, что я знал и ощущал до тех пор. Это такжезаставило меня осознать, насколько ненормальным было потерять девственность длямальчика в возрасте до пяти лет, в особенности со своим дядей. Мне вдруг началоказаться, что все окружающие как будто смогли увидеть то, что он сделал сомной, и, прочувствовав каково это, и я понял, что о том, что произошло ипродолжало происходить со мной, я не должен говорить никому. Я начал боятьсятого, что может случиться, если я скажу.

Я ушел с урока задолго до его окончания. Сказал учителю, что мне нужно втуалет, а потом ушел из школы на весь остаток дня. Я ощущал себя заклейменным,чужим, отвратительным, и с того дня я чувствовал себя еще более грязным, словнона меня постоянно смотрят и постоянно осуждают. Дома я все больше и больше сталпонимать, что происходит на самом деле, и в то же время в моей голове всплывалиновые вопросы. Почему он делает все это со мной? Почему в моем классе не былотех, кто испытал бы то же самое? Почему их родители или опекуны к ним так неотносятся? Почему только я?

Я перестаю жевать веревку. Это действительно бесполезно.

Вместо этого я начинаю тереться лбом о бетонный пол, пытаясь стянуть с глазповязку. Мои черные волосы мешаются, я пытаюсь сдуть их, но сдуваю куда-то не туда.Я ведь даже не вижу куда дую. В истощенном и обессиленном от недостатка пищи исна теле мне осталось не так уж много сил, и то немногое что осталось, я решилсохранить, пока оно мне не понадобится. Но все же мне удается собратьдостаточно сил, чтобы тряхнуть головой и смахнуть волосы в сторону. И япродолжаю тереться лицом и пол.

После долгих усилий освобождаю левый глаз. Оглядываюсь. Все что я вижу –это просто разные оттенки темноты, но вроде бы это подвал. Ну конечно этоподвал, нет причин думать, что он оставил меня в каком-нибудь другом месте, ктому же это единственная настолько промозглая, сырая, темная, вонючая ипугающая комната в этом Богом забытом доме. На миг я теряю ощущение реальности.Понимание того где я нахожусь, ощущение, будто я уже не в нашем доме, извините– его доме (я ведь ничто иное как паразит), а бесконечно долго плаваю невесомымв пространстве или падаю в бездну. Но это странным образом немного утешает. Я несовсем сошел с ума.

Хартед («ненависть» прим. перев.) появлялся раз или два.

Не эмоция, Хартед это личность, ну… более-менее. Чак сотворил со мной какую-тосатанинскую хрень, когда я был маленьким. Я подозреваю, что именно после этого Хартеди появился. Помню, как из любопытства попробовал спиритическую доску, иперепугался до чертиков, когда на вопросы, которые я задавал, действительнопришел ответ.

Я не сумасшедший.

Я на самом деле не псих. Но иногда я чувствую, что было бы лучше, если бы яим был, потому что, по крайней мере, у меня было бы логическое объяснение техжутких вещей, которые я вижу. Тогда я бы успокоился, зная, что вдействительности нет никаких демонов или злых духов, есть только больнойлунатизмом я.

Слишком темно, и я не могу видеть надписи на стене. Но я знаю, что этистены покрыты ими; оккультные символы и знаки, которые дядя Чак нарисовалоднажды. Хорошо, что не могу их видеть, они вызывают слишком много плохихвоспоминаний. Как и все в этой грёбаной лачуге.

И судя по всему, я в опасной близости от получения очередной порции плохихвоспоминаний.

Как же так получилось, что я здесь? Брошенным в подвале связанным и голым.Снова. Каким образом я попал сюда в этот раз?

Со мной не так уж легко справится, поэтому он обычно бьет меня добессознательного состояния, чтобы затащить в подвал. Но я не могу вспомнить, чтобымы дрались, перед тем как я оказался здесь. Я вообще не так уж много помню, какбы то ни было.

Я все еще лежу, размышляя, а потом пытаюсь чуть развести ноги, чтобы узнатьбудет ли больно. Если будет – значит, он сделал все что хотел, пока я был в отключке.Если нет… значит для ужаса, в котором я нахожусь, есть все причины.

Не болит. Черт.

Я чувствую, как слеза сползает по лицу. Я терпеть не могу плакать и стараюсьвытереть ее своими изнывающими от боли, онемевшими руками, но на ее место тутже скатывается новая. Я так боюсь. И бояться я тоже терпеть не могу, от этого ячувствую себя таким слабым... А  слабыммне быть нельзя, чтобы выжить, я должен быть сильным. Все, через что мнепришлось пройти – этого слишком много для одного. Я не могу так больше… Но чтомне делать? Как бы я хотел, чтобы эмоции можно было просто взять и стереть, какслезу.

Черт.

Что это был за звук? Господи… Думаю он идет.

Да, теперь я слышу как он ходит, его шаги этажом выше, Я даже слышу звонбутылок, а значит он снова напился.

Боже, только не иди к лестнице, пожалуйста, только не иди к лестнице,только не…

Ключ поворачивается в замочной скважине, и я слышу, как он пинком открываетдверь. За ним следуют звуки жалобно скрипящих ступенек, пока он спускается полестнице, все ближе и ближе ко мне.

Я лежу в дальнем углу комнаты, спиной к лестнице, поэтому его не вижу. Всечто я могу – это слушать, пытаясь угадать по звукам, насколько он близко, чтоон делает и в каком он настроении. Теперь мне еще холоднее, я дрожу как осиновыйлист.

Мое дыхание учащается, и, хотя я думал, что уже был обезвожен, напрочьпромокаю от собственного холодного пота, пока тихие слезы страха ползут полицу. Я хочу свернуться еще сильнее, закрыв голову руками, чтобы хоть как-тозащититься, и вместе с тем, я не хочу, чтобы он думал, что я трус, и потому стараюсьлежать неподвижно. Стараюсь.

Но легче сказать, чем сделать, когда ты знаешь, что есть лишь несколькосекунд, перед тем как тебя изнасилуют, и ты не сможешь это предотвратить. И неважно, как ты борешься, и как громко кричишь – нет ничего, что могло бы тебяспасти, никто никогда не услышит твои отчаянные вопли о помощи. Ты простоопускаешь руки и позволяешь этому произойти. И это все, что ты можешь сделать.

Так что я лежу почти неподвижно, горько плача так тихо, как только могу, амое сердце стучит внутри так сильно, что, кажется, с легкостью пробьет ребра.

О Боже…

Я слышу, как он что-то говорит, но я слишком парализован страхом, чтобыпонять что именно. Я на автомате пинаю его, как только чувствую его потныеладони на своих бедрах. И пошло-поехало. Он начинает проклинать меня, хватаетза волосы и тащит меня к стене. Я проклинаю его в ответ, и он бьет меня по лицутак сильно, что я чувствую вкус свежей крови во рту и ощущаю, как лицопульсирует болью. Но это ничто. Ничто, по сравнению с тем, что вот-вотначнется.

Рука проскальзывает между моих бедер и смыкается на гениталиях. Мое дыханиесрывается, потом я кричу. Я начинаю брыкаться, пытаясь освободиться, крича ивопя, зная, что это бесполезно. Он отпускает мои волосы, и свободной рукойхватает меня за горло, чтобы заставить замолчать, шипит мне угрозы и продолжаеттошнотворные повторяющиеся движения внизу. Беззащитный, все что я могу – этостоять, позволяя ему делать то, что он хочет. Что бы я ни бросил против него, онвсе возвращает, но уже в тысячу раз сильнее.

Я уже раздет догола, что чрезвычайно унизительно и панически страшно, нотеперь я слышу, что дела вот-вот станут еще хуже - бряцание ремня заставляетменя осознать, что он тоже раздевается.

Я чувствую его кожу на моей, когда он наваливается на меня всем своимвесом. Он удивительно тяжелый, для кого-то настолько же тощего как он. Я тожетощий, хотя и ненавижу это слово. Я даже чувствую, как наши ребра трутся друг одруга. Мои руки все еще связаны, придавлены чем-то, что медленно набухает и увеличивается.

Я бы мог пнуть его ногой, прямо в пах, так сильно, чтобы он упал на колении не смог догнать меня. Но я настолько парализован и ослаблен страхом, что дажене осмеливаюсь думать об этой возможности. Я ничего не могу сделать. Просто немогу.

«На колени!»

Я качаю головой, заикаясь произношу какие-то слова, но как я и ожидал, этоего только злит. Когда я был младше, я вообще не смел протестовать, но впоследнее время начал противиться. Я не очень понимаю почему, наверное, простонаивно надеюсь, что в один прекрасный день он поймет, что я искренне не хочуэтого делать. Но как я могу убедить его в этом, если даже сам в это не верю. Яне могу не возбуждаться, когда он трогает меня определенным образом, и я этого непонимаю потому что совершенно не испытываю никакого удовольствия. Это все таксмущает.

Он толкает меня, и я падаю на колени. Я чувствую запах того, что находитсяна уровне моих глаз; запах почти настолько же омерзительный, как и вкус. Якусаю дрожащую губу, отказываясь открыть рот. Он кладет ладонь мне на лоб иколотит меня затылком о кирпичную стену позади. Моя голова взрывается болью, ия снова кричу, но звук тонет в пульсирующей боли.

«Давай!» - орет он. «Открывай свой ебучий рот, сученок, или я размозжу тебечереп!»

И Бог свидетель – он это сделает. Он ломал мне кости и раньше, а потомуразбить мне голову тоже не постесняется.

Другим вариантом было бы откусить ему все нахрен, но если я это сделаю, тогда он точно убьет меня.

Он снова хватает меня за волосы, крепко, подначивая бросить ему вызов.

Я близок к гипервентиляции, настолько замерз, что не чувствую большей частисвоего тела, и в некоторой степени я нахожу облегчение в том, что мое телоонемело почти полностью, ведь сейчас я открываю рот.

(с) Elise M. Syvertsen (oomizuao)

Глава 1

Дождь прекратился, сделав все вокруг мокрым, но кристально чистым исверкающим в лучах полуденного солнца. Сэм смотрел в окно, любуясь чистотой,после смывшего всю грязь дождя.

Он усмехнулся. Меньше года назад, в столь же дождливый день как сейчас, онбы не любовался пейзажем через окно, вместо этого он бы пошел искатьобразовавшиеся грязевые ямы, в которые можно прыгнуть, чем глубже – тем лучше.Он вспомнил день, меньше года назад, так ясно, как будто это было вчера: он иСпайк надели свои ботинки (Спайк взял ботинки отца Сэма) и выбежали на улицу,чтобы плескаться в ямах и вести грязевые бои.

Но то было тогда.

Сэм стал уже почти подростком, слишком старым, чтобы играть в лужах.

Как и Спайк, и, хотя он и был младшим из них двоих по годам, но он всегдабыл самым взрослым. А так же самым высоким, самым красивым и самым первым, кто достигполовой зрелости. Сэм вздохнул. Голос Спайка изменился, когда ему было всего двенадцатьлет, в то время как голос Сэма оставался все еще немного напоминал птичьечирикание. Это его очень раздражало. Он всегда стремился произвести впечатлениена Спайка, или быть равным ему, но он всегда оставался вторым «лучшим во всем».Раздражение от осознания себя неудачником иногда заставляло его даже злиться наСпайка, почти на грани с тем, чтобы видеть в нем соперника, а не лучшего друга.Но долго он никогда не злился. Кроме того, когда он спорил со Спайком о том,что его раздражало – Спайк всегда говорил что-то, что напрочь отрицало все, чтобы Сэм ни сказал. Как, например, когда Сэм черной завистью завидовал тому,какой Спайк тощий – Спайк возражал, жалуясь на надуманную полноту Сэма. Спайк разозлилсябы, если бы Сэм назвал его «тощим», и его легкая зависть к тому, что у Сэмаесть хотя бы "мясо на костях", тут же нашла бы выход наружу. Сэмненавидел это признавать, но, когда Спайк проявлял свои слабости, он ощущал прилив уверенности в себе, осознавая, что Спайк, в конце концов, тоже небезупречен.

Лучи солнца, проникая через стекло, нагревали лицо вздыхающего Сэма. Онсложил руки на подоконнике и уперся в них подбородком.

Прошло какое-то время, прежде чем его мысли прервал мягкий звукприближающихся шагов. Он бросил взгляд через плечо

Шаркающие ноги принадлежали высокому молодому человеку. С мягким лицом,карими глазами, темно-русыми волосами, свисающими длинной челкой спереди и тугостянутыми в конский хвост сзади. Разглядывая его, можно заметить козлинуюбородку, пару золотых колец в левом ухе, и что на его ногах пара пушистыхтапочек в форме зомби-кроликов. Выше кроликов – потертые джинсы, распахнутая клетчатаярубашка и висящий на шее серебряный пацифик на кожаном шнурке – украшение,которое он не надевал уже вечность, но сегодня решил надеть исключительноностальгии для.

С оранжевой соломинкой во рту, пустив еще несколько пузырей в шоколадноемолоко, которое нес, он поднял руку в приветственном жесте, подходя к Сэму.«Прювет» - проговорил он в нос, все еще пуская пузыри.

«Привет, пап» - ответил Сэм.

Отец Сэма, широко известный только как Сандерс, сделал большой глоток и селрядом на подоконник.

«На что смотришь, Сэм?» - спросил он.

Сэм снова вздохнул. «Чего он так долго?»

«Спайк?» - Спросил Сандерс и пожал плечами – «Может он пережидал дождь?»

«Да, может быть…» - с сомнением протянул Сэм. Раньше небольшой дождь Спайканикогда не останавливал. Это был не первый раз, когда Спайк опаздывал, простоСэму было невыносимо скучно, и он никак не мог дождаться, когда же приедетСпайк.

Сандерс усмехнулся и потрепал Сэма по коротким светлым волосам. «Ты слишкомнетерпелив, малыш» - сказал он, угадав мысли сына – «Кроме того, то, что ты таращишьсяна дорогу, не поможет ему быстрее прийти». Сандерс похлопал сына по плечу, ипрежде, чем идти обратно на кухню, из которой только что пришел, спросил Сэмане хочет ли тот стакан шоколадного молока, на что Сэм с радостью согласился.

Сэм не мог не улыбнуться, не зависимо от того как низко он падал духом,отцу всегда удавалось подбодрить его. У Сэма было два лучших друга, послеСпайка. Сандерс был для Сэма самым близким, и самым лучшим другом во всем мире.Ситуация, которая людям его возраста показалась бы странной и необычной, но,ведь и семья у них была странная и необычная. Мать Сэма бросила их, когда Сэмбыл еще совсем маленьким, так что он рос и воспитывался своим отцом-подросткоми его лучшим другом Терренсом, который, таким образом, стал дядей Сэма, иСандерс, по сути, был ему больше братом, чем отцом. Он был ребячливым,спонтанным, любящим и заботливым, веселым, всегда готовым защитить и поддержать,не смотря ни на что, и просто лучшим отцом, о котором Сэм мог бы мечтать.

Но все же Сэм всегда хотел и нуждался в настоящем брате.

Вот почему он так сильно дорожил Спайком. Спайк был сиротой, жил со своимдядей в доме где-то в лесу, был ровесником Сэма и проводил с ним все своесвободное время каждый день с тех пор, как они познакомились много лет назад.Они были ближе, чем братья, Сандерс относился к Спайку почти так же как ксобственному сыну, и Сэм был совсем не против. Будучи ребенком, он как-то дажеспрашивал у отца: могут ли они усыновить Спайка. Ответ был «нет», но Сэм понялтолько сильно позже, что это был не тот вопрос, который можно вот так простоподойти и спросить.

Сэм отлип от окна, и, глубоко вздохнув, пошел на кухню. И именно тогда вдверь позвонили.

Сэм развернулся и побежал к двери и открыл ее так быстро, что стоявший задверью мальчик его возраста с такими же, как и у него широко открытыми глазами,еще не успел убрать руку от кнопки дверного звонка.

"Что ты так долго?" - восторженно воскликнул Сэм.

"Эмм… Ну, знаешь ...", сказал Спайк и провел рукой по чернымволосам "Чак хотел, чтобы я сперва вымыл посуду и все такое, так что..."

"Ничего страшного" - улыбнулся Сэм и шагнул в сторону, чтобы пропуститьСпайка в дом - "Заходи! Папа как раз делает шоколадное молоко, будешь?После того ты прошел весь путь сюда, ты, наверное, пить хочешь.» - и тут жедобавил специально громко, чтобы отец его тоже услышал. – «хреново без машины, правда?»

Спайк не был тем, кого легко рассмешить, но он не смог сдержать ухмылку,глядя как Сэм дразнит своего безмашинного отца.

Сандерс только усмехнулся, ничего не ответив. «Рад видеть тебя, Спайк» -сказал он, выходя из кухни с двумя стаканами шоколадного молока и вручая ихСэму и Спайку. Последний, склонив голову, вежливо сказал искреннее «Спасибо, сэр»прежде чем взять стакан. Сандерс улыбнулся и ушел. Несколько лет назад он бы,вероятно, был слегка потрясен такой ярой вежливостью Спайка, и, скорее всего,покраснел от обращения «сэр» ввиду своего юного возраста, но теперь он такпривык к этому, что уже даже как-то и не задумывался. Спайк был таким со всеми старшеего – полным уважения и идеально вежливым ребенком,  из всех, кого вы когда-либо встречали. Настолько,что, к сожалению, многие пожилые люди думали, что он грубит, называя их «сэр»,думали, что он был просто проказливым подростком, насмехающимся над ихавторитетом. На него кричали и даже пару раз запускали в его сторону тростью,чтобы был повежлевие. После всего этого у Спайка развилась легкая фобия напожилых людей, и он делал все от него зависящее, чтобы не встречаться с нимивзглядом или старался уклониться, когда проходил мимо них.

Два мальчика по обыкновению сели на диван, и Сэм включил телевизор.

Толком по нему ничего не было, потому Сэм спросил Спайка, чем бы тот хотелзаняться.

Спайк пожал плечами. «Не знаю, а ты бы чё хотел поделать?»

Сэм на минуту задумался, затем предложил пойти к их старому секретномудомику на дереве в лесу. Когда было больше некуда пойти, они все еще там бываливремя от времени, или, если день был солнечный, они забирались глубоко в лес кмаленькому озеру, которое Спайк нашел когда-то (а Спайк знал лес как свои пятьпальцев), чтобы поплавать. Теперь, когда они уже больше не были детьми, внезапностало совсем нечем заняться. Все что они могли делать – это шататься по округе,болтать про всякое, читать комиксы Сэма, или просто сидеть и смотретьтелевизор, пока в голову не приходило что получше. Поединки на палках, вместомечей – это просто больше уже не дело для тринадцатилетних. Ну… Спайку былотринадцать. Сэму уже пару недель как стукнуло четырнадцать.

«А домик на дереве разве не вымок насквозь после дождя?» - заметил Спайк.

«Оу… да, ты прав» - понял Сэм – «Когда-нибудь надо будет все же починитьтам крышу.»

«Угумс» - согласился Спайк.

Последовала целая минута молчания. За ней еще одна, и еще, пока они простосидели и смотрели телевизор. Потом Спайк, что было, вероятно, вообще впервые,нарушил тишину и заговорил первым: «ну так… у тебя есть какие-нибудь новыекомиксы?»

«Есть!» - Сказал сем, и его лицо чуть просветлело – «Папа принес мненесколько в среду, за день до Дня Комиксов*, так что теперь у меня есть целаякуча новых номеров! Идем, покажу!»

День Комиксов. Сандерс был большим любителем комиксов, и на радостях, чтоего сын разделяет это его увлечение – они создали свой собственный маленькийдень комиксов: в каждый первый вторник месяца они выбирались в город и покупалимассу журналов с комиксами, на деньги, накопленные с прошлого дня комиксов вспециальной комикс-банке. Это было самое знаменательное событие всего месяца

Сэм открыл дверь в свою комнату и придержал ее, пока Спайк не прошел внутрь(Спайк никогда не входил в комнату первым, если на этом не настаивали). У Сэмав комнате  была большая кровать, почтипосреди комнаты, письменный стол, за которым Сэм иногда рисовал, рядом с ним –стенной шкаф, большая открытая коробка в углу, в которой складировались старыеникогда_больше_в_руки_не_возьму игрушки, полка над кроватью, на которой Сэмхранил комиксы, а на большом окне, с достаточно широким для сиденияподоконником, у Сэма стоял глобус и аккуратно выстроенные фигурки. Спайкзаметил среди них новые. Разве Сэм не вырос из этого? Или, может, он начал ихколлекционировать?

«Садись» - сказал Сэм и взобрался на кровать, чтобы добраться до комиксов.

Спайк подошел и сел в дальнем конце кровати.

Сэм протянул ему небольшую стопку свежих комиксов и с восторгом принялсярассказывать ему, что делал супергерой в этот раз, когда Немезида бросила емувызов, и как крут был их бой. Спайк внимательно слушал, рисуя это все в своейбогатой воображением маленькой голове. Еще в прошлом году, в аналогичнойситуации, они бы не сидели в доме и не обсуждали бы новый выпуск, они бы,скорее, вышли бы на улицу, и играли бы в супергероев – Спайку всегдаприходилось быть плохим парнем, потому что Сэм говорил, что Спайк уж оченьхорош в этой роли. Но все это в прошлом. Спайк немного скучал по тем денькам,и, он был уверен, что Сэм чувствует то же самое, но они никогда бы непризнались друг другу в этом. Все-таки, они уже были подростками: слишкомвзрослыми для таких ребячеств.

Спайк читал выданный ему номер комиксов, осторожно переворачивая страницы,глядя, в основном, на картинки и не сильно обращая внимание на текст. Есличестно –Спайк не очень хорошо читал, но, к счастью, об этом не знал даже Сэм.

«Гляди!» - внезапно прервал его Сэм, сунув клочок бумаги, нет, рисунок,Спайку перед глазами. – «Узнаешь?»

Спайк сразу узнал персонажа нарисованного Сэмом. Это был их любимый герой –ЧудоКот. «Классный!» - похвалил Спайк, художественные навыки Сэма. Сэм действительноочень хорошо рисовал, но, в основном, копировал чужие рисунки, хотя и споразительной точностью. Спайку тоже нравилось рисовать, и в этом он тоже был лучшимиз них двоих, но на рисование у него никогда не хватало ни времени, ни терпения.И его рисунки не были изображениями супергероев - это всегда были неприятные ипугающие существа из глубин его воображения. Сэму эти самые рисунки никогдаособо не нравились: они сразу и смущали и пугали его. И Спайк знал это, апотому, в отличие от Сэма, он никогда своими рисунками не хвастался.

«Ты это папе показывал?» - спросил Спайк.

«Нет, пока не показывал. ЧудоКота он не читает, считает его слишкомдетским.»

«Даа, Сандерс всегда был читателем более темных комиксов.»

«А по нему – так и не скажешь, да, Спайк?»

Спайк кивнул. Сандерс, конечно же, не был похож на того, кому понравилисьбы темные и жуткие комиксы, которые Спайк рисовал. Но Спайк тайно надеялся, чтоСандерс, быть может, как раз был из тех (если не единственным), кому быпонравились его рисунки, хотя бы в какой-то мере. Впрочем, Спайк никогда бы неосмелился ему их показать.

Сэм положил рисунок обратно на стол и сел на кровать, чтобы дочитатьнезаконченный номер, пока Спайк сидел на полу, читая последние выпускиЧудоКота, про его новые героические подвиги во спасение мира. Когда Спайк былмаленьким, он превозносил этого супергероя среди всех остальных, потому чтокогда-то прочитал, что никто не мог побить его, и по юности восприняв это буквально,он мечтал быть таким же, как и ЧудоКот, потому что тогда даже дядя Чак не смогбы его побить.

С того дня Спайк принялся тайно качаться, чтобы быть сильным настолько,насколько сможет, и в последние годы это вошло в привычку. Так он заимелвпечатляюще поджарое телосложение, чему Сэм всегда завидовал.

Часы шли, а двое мальчишек просто сидели в комнате Сэма и были занятытолько лишь чтением комиксов. За это время Сандерс успел приготовить вкусный,хоть и простой ужин и пригласил Спайка остаться поужинать вместе с ними. НоСпайку пора было возвращаться домой. Не потому, что Сандерс так сказал, нопотому что Спайк боялся быть избитым, если поздно придет домой.

Но прежде чем уйти, он спросил Сэма: "эй, если завтра солнца, хочукупаться?"

(с) Elise M. Syvertsen(oomizuao)

* День Комиксов – тут или про «национальный день комиксов», или про «Деньбесплатных комиксов». Я не очень в теме, потому не знаю какое событие подходитлучше. (прим. перев.)