На равных правах

Renamon

Кусок "Божественного"

Солнце било прямо в глаз, но Алиса только этого и добивалась.

Обвив стоящую на коленях корзинку пушистым рыжим хвостом, чтобы не мешался позади, обладательница самой милой и утонченной мордочки во всем городе (по ее скромному мнению, конечно же) поелозила по черепице в поисках наиболее удобной позы.

«Поза – это самое главное» — твердила она себе всякий раз, когда усаживалась медитировать на крышу своего маленького двухэтажного домика на опушке Полиса, ровно за пять минут до полудня. «А еще место, да, место тоже очень важно!» — дополняла она себя каждый раз, вспоминая один не очень приятный случай, после которого еще долго пришлось заново отращивать шерстку на хвосте.

Глубокого вздохнув и задержав дыхание на пару секунд, Алиса медленно выдохнула прохладный осенний воздух через нос, наполняя свое тело умиротворением и спокойствием. Можно было и не прогонять обуревающие ее все утро чувства, но так было просто-напросто спокойнее и проще. Да и еще одна разозленная Алиса была бы точно лишней…

— Алиса? Госпожа, Вы тут? – раздался откуда-то снизу хриплый каркающий голос соседки, — Я не отвлекаю?

Алиса поморщилась, открыла глаза и посмотрела на налапные часы. В принципе, время еще есть.

— Карла! Доброго утречка! – Алиса наклонилась над крышей и увидела молодую ворону Карлу, неловко облокотившуюся килем на сетчатый забор, — Да нет, не сильно. Что-то важное случилось?

— Госпожа, я тут это, принесла, — Клара все так же неуклюже, будто стесняясь своего присутствия в такой час, достала из-за пазухи большой треугольный кусок сыра, — Я помню, что моя очередь в пятницу, но я… это… на всякий случай. Времена тяжкие еще могут быть, ну и я… это…

— Ничего, Клара, все правильно, если есть возможность, то почему бы и нет, правда? – Алиса улыбнулась своей обворожительной улыбкой, — А тяжелые времена были и еще будут, почему бы и не подготовиться заранее, да? Клара, ты не могла бы…?

— А, да, госпожа, да, конечно… — Клара без лишних слов поняла, что ей проще и быстрее самой поднести сыр Алисе, чем той сначала спустится с крыши, а затем снова подняться, а потому аккуратно взяла сыр в клюв, и, грациозно замахав крыльями, подлетела на уровень сидячей на крыше лисицы.

— Спасибо, — Алиса протянула лапу, и Клара все так же аккуратно опустила в нее сыр, — И я просила, не называй меня Госпожа.

— Ну, не знаю… все же, без вас тогда, Госпожа…

— Алиса. Просто Алиса. Мы же старые подруги, — Алиса снова обворожительно улыбнулась своей пернатой товарке, — У тебя сегодня просто обворожительная жилетка. Ярко-красный отлично сочетается с твоими серыми перышками.

— Спасибо… — смущенно прокаркала Клара, — ну… я полечу. Спасибо еще раз… за все…

— Всегда пожалуйста, — произнесла Алиса вслед удалившейся обратно в свой домик на дереве соседке, — Всегда рады. А я все думала, когда же… — произнесла она тихо себе под черный нос, взвешивая увесистый кусок ярко-желтого сыра. «Божественный», как гласила наклейка на упаковке, — Ну, символичненько.

Пошкрябав по этикетке ноготком, Алиса стерла дату изготовления, и положила кусок сыра в корзинку к другим продовольственным товарам, которые принесли другие соседи по опушке сегодня утром.

Устроившись поудобнее, и вновь обвив хвостом свой маленький груз, Алиса подставила мордочку под ласковые лучики солнца. День сегодня был действительно обворожительный. Но все равно не чета тому самому.

Вдохнув поглубже, Алиса снова успокоилась, сосредоточившись на собственном теле, почувствовав каждый волосок на шкурке, каждый теплый лучик солнышка, легкий южный теплый ветер, каждый сантиметр черепицы, на которой сидела.

Пока солнце не стало греть ощутимо сильнее, ветер не переменился с теплого южного на освежающий северный, а крыша так и вовсе пропала из-под джинс, и Алиса не почувствовала всю силу земного притяжения.

Привычным движением, со всей своей природной грацией, Алиса приземлилась на мягкую травку и тут же сделала плавный кувырок влево, чтобы не мешать уже следующей Алисе так же аккуратно приземлиться.

Вокруг во всю суетилась целая армия как минимум из сотни рыжих хвостов, уже заливая фундамент для маленького двухэтажного домика. Где-то чуть подальше от стройки, пара лисиц в возрасте обрабатывали тощую первопричинную товарку и охватывали повествовательным взором все невообразимое будущее и хоть ограниченные, но золотоносные возможности. Проходя мимо, Алиса хитро подмигнула растерянной обладательнице самой милой и утонченной мордочки во всем городе. А еще дальше, под сенью еще молоденьких елей, группка Алис в белых халатах из реализации Того Самого Проекта шумно спорила друг с другом о законах физики, которые Алиса изучать еще даже не начала. «Успеется…» — успокаивала она себя, откладывая каждый раз нудное чтение учебника на потом.

Пройдя шеренги шезлонгов и ожидающих своей очереди в Великом Распорядке Дня, или же уже отработавших свое рыжих красавиц, мирно принимающих солнечные ванны, Алиса подошла к раздаточному столику с восседающей за ней Ведущей Учет Алисе, и встала в небольшую очередь из трех таких же, как она, Алис с корзинками.

— Следующая, — ласково улыбнулась Ведущая учет, — так, три тысячи сорок вторая, — она поставила галочку в левом заполненным надписями толстом гроссбухе напротив номера новоприбывшей Алисы, написала номерок на стикере, передала Алисе, и уже только затем приготовилась писать в правом, идентичном левому, но еще чистом, — Откуда, что принесла?

Алиса начала выкладывать пожитки из корзинки на стол и стала перечислять:

— Пятое октября девятнадцатого года, среда, так что не так много. Хлеб ржаной от Зайцева, килька в томате, пять штук, от Серого из пятого дома, упаковка гречки от Серого из семнадцатого, свежая скумбрия от Галочки. Ах, да, еще кусок сыра от Клары, она заранее решила принести.

— А, тот самый сыр… — Ведущая Учет Алиса записала все в пустой гроссбух, затем сверилась с заполненным, и снова стала записывать, — Ну, удачи. На обратном пути захватишь два пакета молока, одну булку белого и пачку макарон. Котлет я вчерашней тебе еще передам. А, нет, подожди, тут сказано, что ты заглушек для гвоздей должна была прихватить.

— А, да, точно, — Алиса залезла во внутренний карман своего фиолетового жакета и достала пакетик белых заглушек, купленных вчера вечером, — Совсем забыла.

— Ну, с нами бывает, — улыбнулась Ведущая Учет, — Тогда сегодня без стройки, ты сегодня Кларой и займешься, только сыр не забудь. Хорошего Того Самого Дня.

— И тебе.

Алиса поставила корзинку с прилепленным стикером в общую кучу к Сортирующим Алисам, которые наполнят каждую корзинку тем, чем нужно, чтобы каждая Алиса вернулась домой в свое Настоящее с едой для себя и тех нуждающихся, которые откладывали, или будут потом откладывать на будущее.

Темные времена случаются, и, чаще всего, внезапно и, что еще чаще, когда ты еще для этого не готова. А мудрая Госпожа всегда готова прийти на помощь своим любимым соседям, если те согласны на ее вполне справедливые условия.

Алиса отошла в сторонку, вновь подставила свою хитрую мордочку под нежные теплые лучики солнца. Только оно ее и грело в самый Темный и Мрачный день ее жизни. Уж этот День она никогда не забудет.

Но не только Темные дни приходят внезапно. Алиса тоже решила зарезервировать за собой это свойство. Медленно выдохнув, Алиса пару раз подкинула роковой сыр в лапах, вспоминая, на какой улице тогда коротала дни бездомная Клара, и снова прочитала название на этикетке.

— Что ж, пришло время немного поиграть в посыльного Бога.

Пафосный прокачанный перс

В этот раз без фона, к сожалению. Я его запорол.

Глава 11 (Часть 2)

      В другом месте, глубоко в лесу, в старом ветхом доме ужин – это последнее, о чем думал тринадцатилетний мальчик, сидящий на полу в ванной и зажимающий правой рукой кровоточащее левое запястье.

      Спайк думал, что странно было, что его дядя был настолько добр, что позволил остаться у Сэма. похоже у Чака были планы на ту ночь. Когда Спайк спросил, Чак прорычал, что это не его дело, но, тем не менее, оказалось, что Чак встречался с мужчиной, которого Чак просто называл «коллега». Он был в странном настроении, когда Спайк вернулся со школы, вел себя как будто пьяный (хотя пьяным он не был): он был зол, любая мелочь страшно его бесила, и он отрицал все, что говорил Спайк, включая и то, что он разрешил Спайку остаться на ночь у друга. Чак задавал Спайку всевозможные вопросы про этого «друга», и когда не получал ответа – избивал своего племянника в кашу.

      Спайк посмотрел мокрыми от слёз глазами на дядину бритву, лежащую у его ног. Она заставила его задуматься о своей попытке самоубийства и о том, зачем он это сделал.

      «Все, кого я встречал и о ком слышал» - подумал он про себя – «все они думали, что жизнь прекрасна. Даже если они были на краю крыши, готовые прыгнуть, они вдруг приходили к мысли, что жизнь, все же, стоит того, чтобы жить.»

      Новая теплая слеза потекла по его лицу.

      «Я же, я просто не вижу в жизни ничего прекрасного, совсем. В ней нет ничего, ради чего стоило бы жить. Все, что я мог бы назвать жизнью… По ощущениям – как будто я мертв с самого рождения. Так какой смысл жить, когда и жить-то мне не зачем. Какое будущее ждет такого как я?»

      Дверь, к которой прислонился Спайк затряслась от чьих-то ударов.

      «Спайк!» - взревел его дядя – «Какого черта ты там делаешь?»

      Спайк набрал в грудь воздуха и закричал в ответ:

      «Оставь меня в покое, ебаный сукин сын!»

      Мертвая тишина повисла на секунду. Сердце спайка ёкнуло, мгновенно и инстинктивно пережив страх от того что обозвал своего дядю, от знания того, какие последствия последуют за этим, но ему было все равно, на этот раз все равно. Как бы то ни было, он надеялся истечь кровью, так чего ему теперь бояться дядю?

      «Как ты смеешь так со мной разговаривать?» - заорал Чак – «Открой дверь, Спайк! Я то из тебя все говно повыбью!»

      К глубочайшему удивлению Чака, он услышал, как Спайк поворачивает ключ, отмыкая дверь. Чак распахнул ее и уставился прямо в пару темно-зеленых глаз.

      Спайк смотрел на него, смотрел яростно, делая все от него зависящее, чтобы сдержать свой страх.

      Чак, наконец, заметил кровь, капающую из сжатого кулака Спайка, а потом и бритву на окровавленном полу.

      «Ты что творишь, маленький говнюк?»

      «Заканчиваю все» - торжествующе ответил Спайк

      «О, так ты решил себя убить, так?» - сказал Чак, добавив смешок.

      «Да! Тебе то что?» - выкрикнул Спайк – «Ты все равно хочешь, чтобы я сдох!»

      «Так вперед! Дохни!» - заорал в ответ Чак, распростерши руки. – «Бестолочь, ты даже не смог вскрыть артерию побольше! Та, что ты вскрыл - тебя не убьет, разрез не такой, трусливый ты еблан! Вспори живот, проткни сердце, или как насчет взять ебаный пистолет?!» Он остановился, заметив как у Спайка закружилась голова и тот приклонился к раковине, прежде чем упал на подкосившиеся ноги. Чак смотрел на него, смотрел, как Спайк зажимает свое запястье и тяжело дышит, как пот струится по его лицу. Чак вздохнул.

      «Тупое дитя.» - сказал он внезапно мягким голосом и быстро снял свой ремень.

      Сперва Спайк ожидал, что Чак ударит его ремнем, но вместо этого, его дядя встал рядом с ним на колени и крепко затянул ремень на руке Спайка, как раз над его кровоточащим запястьем.

      «Почему вы мне помогаете?» - осторожно спросил Спайк.

      На миг, Чак выглядел, как будто собирался сказать что-то утешительное, или хотя бы что-то чуть более приятное, чем то, что он обычно говорит. Он взглянул на Спайка и выглядел действительно обеспокоенным его судьбой, сожалеющим, даже если только на секунду, обо всех тех вещах, которые он делал и которые толкнули Спайка на самоубийство. Но потом, Чак вдруг фыркнул и сказал:

      «Я не некрофил, малец, ты мне нужен живым.»

      Спайк с ненавистью посмотрел на него.

      «Я, блядь, тебя ненавижу!»

      «Эй, смотри мне, пострел! Как только эта рана перестанет кровоточить – тебя ждет порка.»

      Чак встал и подошел к шкафчику у раковины, ища какую-нибудь вату, бинт или что-нибудь еще полезное. Вскоре он сдался, и стал осматриваться вокруг. У грязного туалета он заметил почти пустой рулон туалетной бумаги. «Пойдет» - пробормотал он себе под нос. 

      Спайк смотрел, как его дядя вернулся к нему.

      «Стоять можешь?» - спросил Чак.

      Спайк помотал головой.

      «Так, малец» - сказал Чак, и закинул его руку себе на шею и взял его за талию. – «я помогу тебе встать.»

      Чак подвел Спайка к раковине, где водой промыл его рану. Спайк был удивлен внезапной добротой своего дяди. Это напомнило ему время, когда он был еще совсем ребенком, и он впервые попал к дяде в дом. В начале, Чак был так добр к Спайку, и несмотря на то, что ему было всего лишь пять лет, Спайк начал чувствовать, что Чак может стать отцом, которого у него никогда не было. Но это было перед тем, как началось насилие. И все же, Чак много раз показывал ему, что в самом деле может быть хорошим парнем, когда хотел, и что они были такими хорошими друзьями, когда Спайк был маленьким. Все это сбивало с толку, и вело к вопросу, который Спайк сам себе задавал неисчислимое количество раз: а действительно ли он ненавидел своего дядю всем сердцем, или остались еще какие-то ощущения, что он каким-то образом любил его за хорошее отношение в те времена. Глядя в глаза Чака прямо сейчас, Спайк думал, что может еще увидеть следы того доброго человека, которым тот когда-то был. «Когда же все пошло не так? Что случилось? Была ли вина Спайка в том, что его дядя это все делает». Спайк подумал, что он знает ответ на этот вопрос. Все вдруг пошло наперекосяк. Одной дождливой ночью, незадолго до шестого дня рождения Спайка. Он был очень мал, и не знал точно, что произошло и что заставило его дядю все это творить, но одно он знал точно – каким-то образом это была его вина.

      Чак обернул запястье Спайка туалетной бумагой и помог ему дойти до его комнаты, сказав, что Спайку необходим отдых.

      Спайк сел на край кровати. Он глянул на дядю, и решил спросить, пока тот не ушел.

      «Дядя?»

      «Чего тебе?» - сказал Чак.

      Спайк поколебался, а потом спросил вопрос, который спрашивал так много раз до того, но так и не получил нормального ответа:

      «Зачем вы делаете со мной все те вещи?»

      Серьезное выражение лица Чака превратилось в удивленное.

      «Какие вещи? Бью тебя? Ты знаешь ответ.»

      «Нет, я про… Про другие вещи. Про те… про те, которые я не хочу, чтобы вы со мной делали. Зачем вы продолжаешь?»

      «Дорогой мальчик» - сказал Чак и покачал головой, потом он подошел и сел рядом со Спайком – «не говори, что «эти вещи» тебе не приятны. Я же знаю, что тебе нравится.»

      «Но они не приятны, честно!» - осторожно запротестовал Спайк.

      «Да ну? Потому что, из того что я вижу, есть часть тебя, которой точно нравится, то, чем мы занимаемся, так что не лги мне, Спайк. Ты наслаждаешься всем тем, что я делаю, и ты это прекрасно знаешь.» 

      Спайк хотел еще что-то сказать, отрицая утверждение Чака, но ответ на вопрос он хотел получить больше, и он его повторил.

      «Ах ты ж настойчивый маленький жук» - усмехнулся Чак – «Ну, видишь ли, Спайк, есть несколько причин, почему я это делаю, причин которые ты можешь не понять, или понять.»

      «Не могли бы вы упомянуть одну из них?» - спросил Спайк.

      Чак вздохнул и его взгляд померк.

      Спайк ждал и смотрел дяде в глаза, снова подметив, как холодно выглядела его небесно голубая радужка. Чак всегда говорил, что ненавидит глаза Спайка, и Спайк тоже не мог сказать, что он в восторге от глаз Чака. Они пугали его. Казалось, его тело вмиг замерзнет, стоит только взглядам встретиться.

      «Хочешь причину, Спайк?» - начал Чак тихим голосом.

      Спайк кивнул и выждал, пока Чак снова заговорит.

      «Я делаю это…» - начал он и посмотрел Спайку в глаза. – «Я делаю это» - повторил он – «потому что люблю тебя.»

      Спайк широко раскрыл глаза, по большей части в замешательстве.

      «Говорил же, что не поймешь» - сказал Чак и встал с кровати, не глядя больше на Спайка, как будто смутился, или ему было стыдно. – «Оставляю тебя наедине, чтоб ты мог отдохнуть и набраться сил.»

      «Вы не будете меня бить, как говорили?» - спросил Спайк, сбитый с толку внезапной сменой поведения Чака.

      «Нет» - ответил Чак мягко. – «не сегодня.»

      Он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь, в этот раз не запирая ее.

      Спайк лежал на кровати с левой рукой на животе и правой под головой. Он смотрел в потолок и думал о том, что сказал его дядя. «Он любит меня?» - думал Спайк – «у него определенно странный способ это показывать, и если то, что он делает – это любовь, то я не хочу, чтобы меня любили.» Спайк заметил что у него до сих пор кружится голова, хотя ощущалось это как будто кровать качалась под ним, и потолок кружился. Он помотал головой, но от этого голова только стала болеть, потому он решил последовать удивительно доброму совету дяди и немного отдохнуть.

(с) Elise M. Syvertsen (oomizuao)

ссылка на оригинал (англ)

ссылка на страницу DA с картинкой