акула м

На сеновале

Дождь бил по крыше сеновала, создавая подходящую атмосферу.

Любочка с лоснящейся шерстью на рыжей мордочке, заливаясь звонким смехом, упала в мягкие объятия душистого сена, наваленного на втором этаже. Антошка, как она нежно его всегда называла, медленно склонился над ней, пожирая глазами ее аппетитные формы, обмахивая подругу пушистым хвостом.

- Ух, красавица, - томно прошептал он ей на ушко, нежно укусив за мочку, от чего та снова залилась звонким игривым смехом.

- Ой, Антошка… не надо…

- А я думаю иначе, - парень стал осыпать поцелуями ее длинную лебединую шею, и та зарылась пальцами в его шерсть от приливающего насаждения, - да и ты тоже.

- Ой, Антоша… хи-хи, ох… не надо. У отца есть ружье. Если он узнает…

- А он ничего не узнает, - нежно прошептал парень, опускаясь ниже, в сладкую и такую манящую ложбинку меж сочных грудей, - Ты же ничего не скажешь?

- Ну Антоша… ох, Антоша, нет… да…!

- Любава!

- Ммм…

- Ох, Любава…

- О-о-о…

- Так, сучий потрох! – двери сеновала открылись от пинка большим грязным сапогом, послышался характерный звук передергивания ружья, - А ну выходи, кобелина! Я знаю, что вы здесь!

- О нет, отец! – одними губами произнесла Любава, зашнуровывая кофточку и пытаясь справиться с неудобными трусиками с застежкой над хвостом, - У него ружье! Беги!

- Куда? – так же беззвучно вопросил перепуганный парень, распластавшись в сене и судорожно ища снятые портки.

- Девку мою портить собрался, ирод! Живым отсюда точно не уйдешь! - Громыхнуло. В крыше образовалась дыра размером с добротного быка, - А ты, дочка, тоже выходи. Не убью, но так выпорю, что о пацанах еще лет десять думать не будешь!

Прозвучал второй выстрел. Блок для поднятия тюков сена на второй этаж сеновала разлетелся в мелкую щепу.

- Черт! – парень, только решивший высунуть длинные уши, снова распластался по полу, косплея амебу, окончательно забыв про портки, - Он совсем спятил!

Любочка так вообще забилась в дальний угол сеновала, и с остекленевшими глазами смотрела в пустоту, погрузившись в пучину страха и бесконечных мыслей того, что с ними сейчас случиться. Нежный молодой девичий разум не выдержал нагрузки.

- А ну выходи, тварина! Тогда просто кастрирую к чертям собачьим, яйца свои свиньям скормишь, но жив останешься!

Скрип. Скрип. Скрип.

Это скрипели перекладины приставной лестницы под могучими сапогами отца Любавы.

Скрип, не предвещающий ничего хорошего. Вестник близкой смерти.

Но и единственного шанса на спасение для Антона.

Воспользовавшись случаем, когда отец Любавы стал подниматься по лестнице, а значит, как минимум одной рукой держась за перекладины, без возможности прицельной стрельбы, Антон рыбкой прыгнул со второго этажа, сверкая таким любимым Любавой мускулистым голым филеем.

Громыхнуло, и в огромная дыра появилась в стене сеновала, но не в бренном теле Антона, а значит еще не все потеряно.

Приземлившись в тюки с сеном и сделав кувырок в сторону с ловкостью легкоатлета на олимпийских играх (на которую тот даже не знал, что способен), Антон рывками и зигзагом стал бегать от одного укрытия сеновала за другое, виляя пушистым хвостом, сбивая с толку.

- Ах ты ж тварь вертлявая, я тебе коки то отстрелю! – орал, брызжа слюной, некогда почтенный пес, а теперь просто спятивший старик с обвисшими ушами и грязными патлами под подбородком, паля по движущейся цели, разнося выстрелами из ружья свое же добро, складированное под сенью сеновала, - Чтоб не мог больше девок невинных портить!

Наконец дождавшись, когда у старика кончатся патроны, Антон смог наконец улизнуть в открытую дверь сеновала, прямо в объятья темной ночи и проливного дождя.

- А ну стой, потрох! Не уйдешь, зараза! Теперь точно башку к херам разнесу! – неслось из недр сеновала, освещенного одной единственной тусклой лампой, но в ночной темноте горящего ярким маяком близкой смерти.

Не зная зачем, но убегая в чистое поле, поросшее высокой травой, чисто машинально Антон схватил с собой лопату, о которую споткнулся на выходе из сеновала. Тяжелым, но придающим уверенность грузом она лежала сейчас в правой руке, когда он затаился в траве, поджав хвост, наблюдая за выбегающим из дверей стариком с ружьем.

- Не уйдешь! Это мое поле, а значит и задница твоя теперь моя!

Старик, не видя ни зги сквозь проливной дождь, все равно стал медленно обходить поле по одному ему известным межам и тропинкам. Это действительно было его поле, он знал его вдоль и поперек, облазил каждую ямку еще будучи мелким щенком, а потому отлично знал, где мог затаиться городской кобелина, попортивший его единственную, любимую и бесконечно драгоценную дочь.

Благо, нюх у старика был уже совсем не тот, что в молодости.

Антон лежал в грязи и сквозь траву наблюдал, как Отец Любавы приближался все ближе и ближе к его укрытию. Но, раз выстрела еще не прозвучало, он его еще не заметил.

И вот, выбрав момент, когда безумный старик оглянулся в сторону, высматривая наглеца, почти не осознавая, что он делает, Антон быстро вскочил с земли и, замахнувшись, огрел плашмя лопатой безумного старика.

Громыхнул гром. Молния на мгновение осветила поле.

А, может, это выстрелило ружье, упав на землю.

Но Антон застыл в ужасе, не в силах пошевелить и пальцем, постепенно осознавая – никакой молнии не было, как не было и грома или же выстрела ружья в грязи.

Антон стоял и не верил своим глазам, видя, как оседает безголовое тело старика, а из его поросшей серо шерстью шеи торчит сотня оголенных сверкающих под проливным дождем проводков.

- Ч…ч…ч…что? – наконец произнес Антон, уронив лопату в грязь к бесполезному ружью.

Но он остался жив. В него разрядили не меньше двух дюжин патронов крупной дроби, но вот он, живой, невредимый… но ставший убийцей.

Или нет…

Но можно ли убить… робота?

- Любава! – заорал он в ночные небеса, и, наконец, освободился от оцепенения и побежал обратно, словно мотылек, единственному светлому пятну в этом темном, мрачном и до жути непонятному полю, - Любава!

Но Любава не отвечала.

Вбежав на сеновал, Антон отряхнулся, разбрызгивая с меха крупные капли дождя, быстро взобрался на второй этаж и кинулся к девушке.

Она так и сидела на том же самом месте, где ее оставил, в самом дальнем углу сеновала. С открытыми глазами, уставившимися вдаль и торчащим вверх хвостом Сидела и не моргала.

- Любава! – он схватил девушку за плечи и потряс, но та больше не казалась ему… живой. Налитые груди, голубые глаза, длинная мордочка… но не было тепла, не было эмоций, она… была просто куклой в его руках, не реагирующая ни на пощечины, ни на щипки по самым нежным и сокровенным местам.

Кукла.

Из проводов и искр.

Как и ее безумный отец с ружьем.

- Да что тут такое, черт возьми, происходит!? – заорал Антон в черные небеса, зияющие в отверстии от беспорядочных выстрелов безумного старика.

И это напомнило ему, как он сиганул вниз со второго этажа прямо под дуло старика. И как он скакал козлом по всему сеновалу, и эти самые выстрелы чудом ни разу не достигали цели. Во всяком случае, он ни разу не почувствовал боли от впивающихся в его плоть дробин.

Медленно, искренне боясь получить ответ на свои опасения, но Антон скосил взгляд дабы осмотреть на свое оголенное тело, не чувствующее холода этой мокрой ветреной ночью.

***

- Так, нет, так не пойдет, - Заказчик снял солнцезащитные очки с желтыми линзами и приподнялся со стоматологического кресла, - Остановите симуляцию!

Что-то где-то зажужжало, завертелось, замигали лампочки на панели управления, а изображение на экране застыло.

К мужчине в стогом сером костюме, сидящему в кресле, подошел высокий блондин с длинным носом и в роговых очках - местный Распорядитель Удовольствий.

- Вам что-то не нравится?

- Конечно! - Заказчик экспрессивно замахал руками в сторону экрана, - Я не это заказывал!

- Подождите, господин, сейчас проверим, - Распорядитель потапал по планшетке, вызывая соответствующую информацию о заказе, - Так, так, посмотрим. Просмотр реалистичного фурри с драматически сюжетом и неожиданной развязкой, сидя в стоматологическом кресле, одетым в старомодный костюм тройку с солнцезащитными очками с желтыми линзами, будто вы готовитесь сесть за руль, и чтобы на вас смотрел плюшевый Винни-Пух с огромными глазами, - распорядитель огляделся по комнате, выискивая плюшевую игрушку, и найдя, удовлетворенно кивнул, - Все по вашим персональным кинкам, не вижу несоответствий.

- Да нет же, - Заказчик с истерическими нотками в голосе замахал в экран, - Но это же не фурри. Все было хорошо, но они же все роботы!

- Разве. Простите, я не смотрел. Сейчас, - Распорядитель подошел поближе к экрану, снял очки, чтобы лучше видеть, и, щурясь и морща большой нос, хорошо всмотрелся в торчащие из живота парня проводки, - да, действительно, действительно.

- Позовите автора! - не унимался Заказчик, - Подайте его сюда!

Распорядитель удовольствий нажал пару нужных кнопок на планшете и спустя десяток секунд в комнату вошел низенький полноватый мужчина, прижимающий к груди исписанные листки бумаги.

- Д... д-да, вызывали?

- Откуда в симуляции взялись роботы? - с места в карьер задал вопрос Распорядитель.

- Ну они же в... в-все роботы в нашем сим-м-муляционном центре. В этом наша ф-фишка.

- Да, но откуда они взялись в сюжете?

- Так д... д-драматичнее, - Автор потупился, перебирая бумаги со сценарием, - В... в-вот. Сочинил в соответствии с заказом. Драматический сюжет про фурри влюбленных с членовредительством и моральной дилеммой, - как ни странно, но литературные термины Автор произнес ни разу не заикнувшись, - и неожиданным поворотом в конце, для усиления д... д-драммы.

- Но роботы не фурри! - закричал от горя Заказчик и, осев в стоматологическом кресле, зарыдал навзрыд. Его самые потаенные, самые желанные и самые неисполнимые желания наконец были исполнены, он почувствовал, что вот, вот оно, счастье... как оно разбилось в один единственный миг. Это должен был быть его день. Его "сеновал"! И момент был испорчен. При том - навсегда. Потому что повторить такой порыв счастья просто не получится - негативный опыт уже сыграл свою роль.

Распорядитель, вызвав Успокоителей в персональную кабинку симуляционного центра "Самый Лучший День", а сам начала поносить Автора всеми возможными и невозмдными ругательствами, грозя лишить премии, зарплаты и хлебного места для писателей.

А Автор молча смотрел на застывшую картину его творения. Да, это были роботы-актеры, но все же, это была экранизация его мыслей. Это его герои, его мир, его история, его эмоции и переживания, которые он влил в произведение. Его сеновал.

У каждого автора всегда есть свой собственный сеновал.

черная змейка

вечер в таверне.

Быстрая коммишка для друга, работающего в PandaSale