Русы не против

(с) Elise M. Syvertsen(oomizuao)

Ссылка на оригинальный текст (англ) 

Глава 10

Пост не плюсовать! Если выйдет на главную опрос начнется сначала!

Опрос на добавление в фэндом доп тегов.

Условия:
1) Участвовать в опросе должна ~1/3 фэндома.
2) Максимальное время опроса 4 дня (буду напоминать).

Мне холодно

Я свернулся калачиком, чтобы согреться, но это не помогает

Я дрожу, но не ледяной бетонный пол, на котором я лежу раздетый и связанный,тому причина. Касаюсь своей кожи и чувствую, что некоторые места просто кипят:пот, выступающий на покрытой мурашками коже, тут же становится холодным, но,все же, и это не то, из-за чего я чувствую себя таким замерзшим.

Мои глаза завязаны. Но так даже лучше. Я не хочу видеть, что за хрень тампроисходит, от этого станет только холоднее. Потому что холод, который я ощущаю,идет из глубины внутри меня.

Я еле-еле дышу. Я знаю это, потому что чувствую ледяные струйки воздуха,каждый выдох ласкающие мою кожу. Это как-то успокаивает, означает, что я всееще жив. Я в ужасе от мыслей о смерти, хотя с чего бы, ведь я точно знаю чтоименно ждет меня в загробной жизни. Так что я приложу все усилия, чтобы сладитьс жизнью данной мне. С жизнью, которую я украл, если быть точным. Я никогда недолжен был жить, и он это очень хорошо знает. Вот почему он продолжает делать то,что делает.

Мои руки все еще связаны. Я начал думать, что, наверное, веревки ослабли,потому что я больше не чувствую, как они впиваются в тело, а может, я простопривык к боли… но сильно шевелить руками все еще не могу. Я лежу здесьнеподвижно так долго, что большая часть моего тела онемела. Но так даже лучше:онемение позволит мне меньше чувствовать, когда он придет сюда, чтобы закончитьто, что так явно планирует.

Я снова вздрагиваю. Не от холода, но от мысли о том, что он собираетсясделать со мной. Странно, но я ловлю себя на размышлениях о том, как бы все этивещи ощущались, если бы я был девочкой. Не могу представить. Но, предполагаю,что не было бы особой разницы, разве что, будь я девочкой, у меня было быбольше двух отверстий для его насилия.

Сворачиваюсь еще крепче. Вдруг онемение стихает, и я чувствую, как боль сноваразливается во всем моем теле. Стискиваю зубы, сжимаю кулаки и слышу хрустсуставов в пальцах. Мои запястья снова начинает жечь, сквозь истертую кожуверевка давит на открытые раны. По крайней мере, они ощущаются как открытыераны, и, я уверен, что так оно и есть, ведь я помню, как тепла была кровь,струящаяся вниз по ладоням.

Внезапно накатывает голод. После целых двух дней, а может и больше, мой ужепустой желудок начал неметь, но сейчас, как только я подношу свои руки ко рту –голод вспыхивает снова, и мой желудок как будто взрывается. Стараюсь необращать внимания. Я чувствую, как мои холодные руки касаются моего еще болеехолодного рта. Холодного настолько, что проходит несколько секунд прежде чем японимаю что это мой рот. Я продолжаю поднимать руки, пока не чувствую веревку,коснувшуюся моих губ, и я начинаю жевать ее. Я знаю, что это бессмысленно. Язнаю, что это пустая трата энергии, но мне нужно занять мозг, мне нужно что-тоделать.

Металлический привкус растекается по языку. Я так и знал, я знал, что кровьдействительно текла, и это не было просто еще одной галлюцинацией.

Если бы я только мог снять повязку.

В этот раз он связал меня действительно очень крепко. Крепче, чем в прошлыйи в позапрошлый разы, крепче, чем когда-либо, вообще. Мне не знакомы эти узлы…И это совсем не утешает. Он становится все более жестоким. Он всегда былжестоким, но после того как я достиг половой зрелости все пошло из рук вонплохо.

Быстрое воспоминание встает перед моим внутренним взором, а вместе с нимнакатывает невыносимая тошнота. Я заставляю себя проглотить уже подступивший кгорлу ком. Я не хочу лежать в своей собственной рвоте, здесь внизу все и такуже достаточно гадко.

Я ненавижу эти воспоминания. Они преследуют меня каждый день и приходят безпредупреждения. Изображения и ролики вспыхивают в моем уме, изображения того,как он касается меня, этими жуткими нежными прикосновениями. Его ласка хуже егоизбиений. Если он бьет кулаком в лицо – это сразу адски больно, но эта больуходит через некоторое время, и эти синяки заживают, но когда он ласкает меня,гладит руками мое тело – это ощущение остается как пятно, которое невозможносмыть, оно превращается в психические синяки, которые никогда не заживут. Я досих пор могу их чувствовать, думаю, это называется тактильные галлюцинации, и вних я могу ясно ощутить все те вещи, которые он делал со мной. Первый разслучился, когда мне было где-то лет 5, кристально четко я все еще могу почувствоватьту неописуемую боль, когда он ворвался в меня, все еще ощущаю теплую жидкостьбегущую по моим бедрам, смесь его семени и моей крови. Состояние, будто якричу, плачу и блюю одновременно, и когда я думаю об этом – хочется разодратькожу, чтобы избавиться от пятен, которые он оставил на мне. Часами стоять поддушем, разрезать глубокие раны на коже, я даже пытался выжигать на себе знаки,но что бы я ни делал, я всегда буду оставаться запятнанным.

Я помню уроки полового воспитания, несколькими неделями ранее. Они говорилии говорили о том, какой это красивый акт между двумя индивидуальностями, какэто должно быть непередаваемо восхитительно, говорили о возбуждении, и о том,какое это хорошее ощущение, говорили о соитии с использованием прилагательныхсовершенно противоположных тому, что я знал и ощущал до тех пор. Это такжезаставило меня осознать, насколько ненормальным было потерять девственность длямальчика в возрасте до пяти лет, в особенности со своим дядей. Мне вдруг началоказаться, что все окружающие как будто смогли увидеть то, что он сделал сомной, и, прочувствовав каково это, и я понял, что о том, что произошло ипродолжало происходить со мной, я не должен говорить никому. Я начал боятьсятого, что может случиться, если я скажу.

Я ушел с урока задолго до его окончания. Сказал учителю, что мне нужно втуалет, а потом ушел из школы на весь остаток дня. Я ощущал себя заклейменным,чужим, отвратительным, и с того дня я чувствовал себя еще более грязным, словнона меня постоянно смотрят и постоянно осуждают. Дома я все больше и больше сталпонимать, что происходит на самом деле, и в то же время в моей голове всплывалиновые вопросы. Почему он делает все это со мной? Почему в моем классе не былотех, кто испытал бы то же самое? Почему их родители или опекуны к ним так неотносятся? Почему только я?

Я перестаю жевать веревку. Это действительно бесполезно.

Вместо этого я начинаю тереться лбом о бетонный пол, пытаясь стянуть с глазповязку. Мои черные волосы мешаются, я пытаюсь сдуть их, но сдуваю куда-то не туда.Я ведь даже не вижу куда дую. В истощенном и обессиленном от недостатка пищи исна теле мне осталось не так уж много сил, и то немногое что осталось, я решилсохранить, пока оно мне не понадобится. Но все же мне удается собратьдостаточно сил, чтобы тряхнуть головой и смахнуть волосы в сторону. И япродолжаю тереться лицом и пол.

После долгих усилий освобождаю левый глаз. Оглядываюсь. Все что я вижу –это просто разные оттенки темноты, но вроде бы это подвал. Ну конечно этоподвал, нет причин думать, что он оставил меня в каком-нибудь другом месте, ктому же это единственная настолько промозглая, сырая, темная, вонючая ипугающая комната в этом Богом забытом доме. На миг я теряю ощущение реальности.Понимание того где я нахожусь, ощущение, будто я уже не в нашем доме, извините– его доме (я ведь ничто иное как паразит), а бесконечно долго плаваю невесомымв пространстве или падаю в бездну. Но это странным образом немного утешает. Я несовсем сошел с ума.

Хартед («ненависть» прим. перев.) появлялся раз или два.

Не эмоция, Хартед это личность, ну… более-менее. Чак сотворил со мной какую-тосатанинскую хрень, когда я был маленьким. Я подозреваю, что именно после этого Хартеди появился. Помню, как из любопытства попробовал спиритическую доску, иперепугался до чертиков, когда на вопросы, которые я задавал, действительнопришел ответ.

Я не сумасшедший.

Я на самом деле не псих. Но иногда я чувствую, что было бы лучше, если бы яим был, потому что, по крайней мере, у меня было бы логическое объяснение техжутких вещей, которые я вижу. Тогда я бы успокоился, зная, что вдействительности нет никаких демонов или злых духов, есть только больнойлунатизмом я.

Слишком темно, и я не могу видеть надписи на стене. Но я знаю, что этистены покрыты ими; оккультные символы и знаки, которые дядя Чак нарисовалоднажды. Хорошо, что не могу их видеть, они вызывают слишком много плохихвоспоминаний. Как и все в этой грёбаной лачуге.

И судя по всему, я в опасной близости от получения очередной порции плохихвоспоминаний.

Как же так получилось, что я здесь? Брошенным в подвале связанным и голым.Снова. Каким образом я попал сюда в этот раз?

Со мной не так уж легко справится, поэтому он обычно бьет меня добессознательного состояния, чтобы затащить в подвал. Но я не могу вспомнить, чтобымы дрались, перед тем как я оказался здесь. Я вообще не так уж много помню, какбы то ни было.

Я все еще лежу, размышляя, а потом пытаюсь чуть развести ноги, чтобы узнатьбудет ли больно. Если будет – значит, он сделал все что хотел, пока я был в отключке.Если нет… значит для ужаса, в котором я нахожусь, есть все причины.

Не болит. Черт.

Я чувствую, как слеза сползает по лицу. Я терпеть не могу плакать и стараюсьвытереть ее своими изнывающими от боли, онемевшими руками, но на ее место тутже скатывается новая. Я так боюсь. И бояться я тоже терпеть не могу, от этого ячувствую себя таким слабым... А  слабыммне быть нельзя, чтобы выжить, я должен быть сильным. Все, через что мнепришлось пройти – этого слишком много для одного. Я не могу так больше… Но чтомне делать? Как бы я хотел, чтобы эмоции можно было просто взять и стереть, какслезу.

Черт.

Что это был за звук? Господи… Думаю он идет.

Да, теперь я слышу как он ходит, его шаги этажом выше, Я даже слышу звонбутылок, а значит он снова напился.

Боже, только не иди к лестнице, пожалуйста, только не иди к лестнице,только не…

Ключ поворачивается в замочной скважине, и я слышу, как он пинком открываетдверь. За ним следуют звуки жалобно скрипящих ступенек, пока он спускается полестнице, все ближе и ближе ко мне.

Я лежу в дальнем углу комнаты, спиной к лестнице, поэтому его не вижу. Всечто я могу – это слушать, пытаясь угадать по звукам, насколько он близко, чтоон делает и в каком он настроении. Теперь мне еще холоднее, я дрожу как осиновыйлист.

Мое дыхание учащается, и, хотя я думал, что уже был обезвожен, напрочьпромокаю от собственного холодного пота, пока тихие слезы страха ползут полицу. Я хочу свернуться еще сильнее, закрыв голову руками, чтобы хоть как-тозащититься, и вместе с тем, я не хочу, чтобы он думал, что я трус, и потому стараюсьлежать неподвижно. Стараюсь.

Но легче сказать, чем сделать, когда ты знаешь, что есть лишь несколькосекунд, перед тем как тебя изнасилуют, и ты не сможешь это предотвратить. И неважно, как ты борешься, и как громко кричишь – нет ничего, что могло бы тебяспасти, никто никогда не услышит твои отчаянные вопли о помощи. Ты простоопускаешь руки и позволяешь этому произойти. И это все, что ты можешь сделать.

Так что я лежу почти неподвижно, горько плача так тихо, как только могу, амое сердце стучит внутри так сильно, что, кажется, с легкостью пробьет ребра.

О Боже…

Я слышу, как он что-то говорит, но я слишком парализован страхом, чтобыпонять что именно. Я на автомате пинаю его, как только чувствую его потныеладони на своих бедрах. И пошло-поехало. Он начинает проклинать меня, хватаетза волосы и тащит меня к стене. Я проклинаю его в ответ, и он бьет меня по лицутак сильно, что я чувствую вкус свежей крови во рту и ощущаю, как лицопульсирует болью. Но это ничто. Ничто, по сравнению с тем, что вот-вотначнется.

Рука проскальзывает между моих бедер и смыкается на гениталиях. Мое дыханиесрывается, потом я кричу. Я начинаю брыкаться, пытаясь освободиться, крича ивопя, зная, что это бесполезно. Он отпускает мои волосы, и свободной рукойхватает меня за горло, чтобы заставить замолчать, шипит мне угрозы и продолжаеттошнотворные повторяющиеся движения внизу. Беззащитный, все что я могу – этостоять, позволяя ему делать то, что он хочет. Что бы я ни бросил против него, онвсе возвращает, но уже в тысячу раз сильнее.

Я уже раздет догола, что чрезвычайно унизительно и панически страшно, нотеперь я слышу, что дела вот-вот станут еще хуже - бряцание ремня заставляетменя осознать, что он тоже раздевается.

Я чувствую его кожу на моей, когда он наваливается на меня всем своимвесом. Он удивительно тяжелый, для кого-то настолько же тощего как он. Я тожетощий, хотя и ненавижу это слово. Я даже чувствую, как наши ребра трутся друг одруга. Мои руки все еще связаны, придавлены чем-то, что медленно набухает и увеличивается.

Я бы мог пнуть его ногой, прямо в пах, так сильно, чтобы он упал на колении не смог догнать меня. Но я настолько парализован и ослаблен страхом, что дажене осмеливаюсь думать об этой возможности. Я ничего не могу сделать. Просто немогу.

«На колени!»

Я качаю головой, заикаясь произношу какие-то слова, но как я и ожидал, этоего только злит. Когда я был младше, я вообще не смел протестовать, но впоследнее время начал противиться. Я не очень понимаю почему, наверное, простонаивно надеюсь, что в один прекрасный день он поймет, что я искренне не хочуэтого делать. Но как я могу убедить его в этом, если даже сам в это не верю. Яне могу не возбуждаться, когда он трогает меня определенным образом, и я этого непонимаю потому что совершенно не испытываю никакого удовольствия. Это все таксмущает.

Он толкает меня, и я падаю на колени. Я чувствую запах того, что находитсяна уровне моих глаз; запах почти настолько же омерзительный, как и вкус. Якусаю дрожащую губу, отказываясь открыть рот. Он кладет ладонь мне на лоб иколотит меня затылком о кирпичную стену позади. Моя голова взрывается болью, ия снова кричу, но звук тонет в пульсирующей боли.

«Давай!» - орет он. «Открывай свой ебучий рот, сученок, или я размозжу тебечереп!»

И Бог свидетель – он это сделает. Он ломал мне кости и раньше, а потомуразбить мне голову тоже не постесняется.

Другим вариантом было бы откусить ему все нахрен, но если я это сделаю, тогда он точно убьет меня.

Он снова хватает меня за волосы, крепко, подначивая бросить ему вызов.

Я близок к гипервентиляции, настолько замерз, что не чувствую большей частисвоего тела, и в некоторой степени я нахожу облегчение в том, что мое телоонемело почти полностью, ведь сейчас я открываю рот.

(с) Elise M. Syvertsen (oomizuao)

Сори за задержку в Тундре прем работает. Всё это конец, сегодня-завтра буду вторую часть писать

Встреча.

  Яспешил на работу. Копыта не громко цокали по пешеходной дороге. Легкие светлокоричневые летние брюки, в тон мой шерсти, были свежо глаженные. Белая рубашка толькосегодня утро высохла от стирки. Коричневый галстук интенсивно покачивался находу. А мой любимый город Д. был все так же прекрасен. Много разных фурриков,мало машин и яркий солнечный день. Настроение было прямо приподнято. Не что немогло омрачить моё настроение.

  Однако,это все так случилось. У самого порога моего офиса стояла кошечка и что-точитала на доске объявления. Зелёный топик, светлая блузка и черные крупныйботинки. Когда я почти с ней поравнялся кошка схватила лапками за голову. Яуспел к ней подскочить и поймать её.

  - Ох –прошептала она слабо – спасибо.

   - Вы сможете идти? – спросил я её и тут жезапнувшись, добавил - Мисс. Кошечка была почти миниатюрной и пушистой. Она едвадоставала до моего галстука. А пушистая белая шерстка стала причиной её перегревав жаркий день. Это было очевидно.

  - Даконечно – ответила она и мило улыбнулась.

Мне сразу захотелось для неёсделать нечто больше. “Какой же я дурак. Ей же все еще плохо. Нужно быстрееотнести её в прохладное место и дать воды” – додумался я.

- Ох, простите мне моюбестактность – галантно сказал я – сейчас я отнесу вас в прохладное место.

Не давай её возможности дажевежливо отказаться я подхватил её на лапы и занес в офис. Крутануласьстеклянная дверь и сразу десяток любопытных мордашек осталось за спиной. В лицоподула прохлада из кондиционера. А уши сразу наполнились деловым шумом: гудениелифта, болтовня фурриков, шелестение бумаги и работа принтера. Кошечка на моихлапах повела розовых носиком и глубоко вздохнула.

- Спасибо мистер конь, мне ужеточно лучше. Вам уже не обязательно так долго держать на руках. И… – еёперебили.

  Охранник,то же фурри-конь, буквально материализовался рядом с нами как чёрной пятно. Он посмотрелна кошку, а потом на меня – Привет. Что случилось? – почти дружески спросил он.

  Это былтот самый знакомый фуррь, с которым мы по вечерам играли в интернете. Я всевремя забываю его ник. А его имя я даже не старался запомнить. Я взглянул наего черную летнию куртку, но там не было бейджкика.

  -Привет. Вот этой кошечке стало плохо на улице. Её бы усадить и воды холоднойдать.

  - Ага,понятно. За мной – скомандовал он и повел меня. Мы прошли через ресепшен идальше в служебную часть здания. Кошечка слабо попыталась нас успокоить. Онастала уверять, что совсем оправилась.

- А мы как раз пришли – сказалконь в форме и открыл ключом дверь. Кажется, это была комната для отдыхаохраны. Я огляделся - диван, рядом столик, напротив был телевизор, а в углустоял холодильник . Комната сразу показалось уютной. Охранник хлопнул дверью ив комнате исчезли все звуки.

- Усади её на диван – скомандовалмой чрезмерно зазнавшийся знакомый. Он достал прохладную воду из холодильника.- Миссис прошу – мои не самый любимый знакомый подал стакан.

Естественно, с ним она былалюбезной и милой. Что бы ни обидеть.

- Ну, спасибо, мальчишки. Донеслии напоили – прямо герои! – она откинулась на спинку дивана, и её хвост улегсярядом с её черными сапожками.

- Точно! – охранник присел кногам кошечки.

“Ну, это уже был перебор” –скептично подумал я. Но нет. Кажется, кошка была приятно удивлена. А он всепродолжал говорить почти пафосным голосом.

- После теплового обморока мы сЛет сделали не достаточно для вас. Одно из самых главных пунктов – массажступни нижних лапок. Тогда кровь должна быстро вернутся к вашему мозгу. И онприсел к её черным ботинкам.

У меня перехватило сердце. Перед глазамипронеслась череда видений. Вот нас вдвоём заковывают полицейские. А рядомбосолапая белая кошка в зеленном топике кричала о том, что мы извращенцы. Но меняпочти силой вытащили за лапу из грез к полу. Я с ужасом стал растягивать еёботинки и взглянул на её мордашку. И тут я все увидел. В её глазах были искоркиудовольствия. Она дышала глубоко и часто. Её грудь, бывшая двойка с половиной,словно наполнилась её тайными мыслями. Теперь зеленый топик стал заметносильнее обтягивать тройку. Но самое главное её выдал кончик хвоста. Хотя она ипридавила свой хвост нижней лапой, кончик все равно выдавал её шустрый мысли. Ястал массировать её лапки и снова посмотрел на неё. Она поднесла кулачок корту, скрывая улыбку  и почти эротично, прикусилабольшой палец. Наша взгляды встретились, она тяжко вздохнула, так что лапкаподнялась вместе с двумя зеленными горками и перевела взгляд на другого коня.

- Вот и все – сказал охранник –это последняя инструкция и теперь вам должно стать на много лучше. Пойдемте, явас провожу к выходу.

Перед мои глазами, как вагоныпоезда, стало двигаться одно слово – идиот.

- По моему, ты не прав – сказал ямедленно и сел рядом с кошкой.

- Не понял? – охранник сложиллапы на груди и встал напротив нас – это служебное помещение и – и он осекся.

Наверное, потому что я положиллапку на подбородок кошки и потянул к себе. Легкий поцелуй, и я перевел взглядна удивленного охранника. Он почти ревностно точно так же перехватил мордашкукошки и поцеловал её в губы. Правда, целовал он дольше.

Кошка хихикнула и положила лапкина наши шеи. Её кончик хвоста шелестел и металсь туда сюда.

  - Ах,мальчишки – кошка запустила коготки в мою гриву – я надеюсь, вы хороший самцы ине будете драться? – по выражению её мордашки мне показалось, что она жуткадовольна.

  Конь вформе снова потянул к себе её мордашку. Её обе лапки легли на его шею и заставилиего сесть напротив меня. Теперь кошка сидела меду нами и её лапки былиполностью заняты обнимание охранники, а её губы его мордой. “Хорошо, пусть тебедостанутся её губы” – злорадно подумал я и положил лапки на её попку. Онаоторвалась от поцелуев, хихикнув, и задрала свой хвост. Естественно пушистыйхвост кошки продолжал метать и мне пару раз ударил кисточкой по храпу. Я стал расстегнулеё шортики и медленно снял их. Они красивым коричневым комом упали на столик.Следом полетел туда мой галстук и рубашка без пуговиц. Они рассыпались по дивануи стали звонко прыгать по полу. Мои легкие летние штаны уже во все топорщились.Все моё внимание было приковано к наглой киски. Еще бы она ходила без трусиков.

 Кошка то же времени зря не теряла и почти расстегнулакороткую куртку охранника. Он стал гладить её голову и почесывал ушку. А она вответ тихо замурчала и стала гладить его приподнятые штаны.

Я усмехнулся и стал мять еёпушистые ягодицы. Урчание стало громче.

- Мисс, я до сих пор не знаювашего имени – осведомился я, чуть сильнее смял шерстку.

- Вот и отлично – кошкаповернулась ко мне и показала длинный язык. Охранник-конь тем временем сталрастягивать свои штаны.

- Я не очень люблю тянуть кошекза хвост, но в вашем случае – я поймал лапой кошкин хвост и покрепче схватилсяза белую ягодицу.

  Онасостроила мне мордашку и насмешливо покачала своей наглой мордахой.

  Тогда япросто большим пальчиком стала гладить её просак. Она закусила клычками губы иотвернулась. Обняв почти обнаженный тор коня, она поцеловала его, а потомукусила за сосок. Конь аж загоготал. А я отпустил её попку и расстегнул свои штаны.Конь тем времени кинул свою куртку на столик.

  - Ну,теперь ты моя – вздохнув глубоко, я покрепче схватил её попку.

  Онаудивленно муркнула. Еще бы ведь я подтащил её к себе з попку и прижал еёпушистость к своему паху. Она, хихикнув, съехала к паху охранника и расстегнулаего. Моя гордость смотрела вверх и была приятно зажата между её ягодиц.

  “Хе-хе,не такой уж он большой как у меня” – ехидно подумал я, потирая свой агрегатмеду пушистыми ягодицами.

- Какой он толстый – удивиласькошка.

- Хм, еще бы! – я перевел взглядс округлых бедер на мордашку кошку.

Белая кошка положила лапки наляжку и несколькими рывками полностью освободила весь детородный орган отштанов. Я чуть скривился. Даже мне пришлось признать правоту её слову. Она парураз не уверено лизнула темную головку. Но потом, положив одну лапку на пах,стала облизывать ствол. Охраник-конь закрыл глаза и стал гладить мордашку и ушикошки. Засранец от удовольствия облокотился на спинку дивана.

“Надо не отставать” – мелькнуло вголове. Я, сжав ягодички по сильнее, чуть раздвинул их и наконец-то вонзился внеё.

– Ох, ну не спешите! – кошка ажмурлыкнула.

Но мне было все равно. Я уже былв её влажном и тесном лоне. Перехвати за ляжки кошки, я чуть раздвинул ипотянул на себя. Мой член зашел еще глубже, но все равно было туго. Кошка отэтого немного сползала и вцепилась лапками в круп другого коня. Я стал двигатькрупом туда-сюда, стараясь не заходить больше чем на половину своей длины.Кошки и этого хватило сполна. Чуть приноровившись к моим движениям она вместе смои движениями ласкала ротиком. Теперь она почти не напрягалась, и лишь стараласьвсем телом передать мои толчки. Получалось, что я через кошку ласкаю члендругого коня. Мне это мысль не понравилось.

Но возбуждение нарастало. Язакрыл глаза и отдался самому старому и простому танцу на свете. Но как толькоя стал выходить на пик пушистая лапа легла на мои член.

 - Ох, не так глубоку – кошка аж спостаныванием прошептала эти слова.

- Вот именно, Лет! – охранникпочти враждебно смотрел на меня.

Открыв глаза, я понял, чтослишком сильно увлекся. Кошка уперлась лапками в живот другого коня ипрогнулась в спинке. Я так страстно вонзался в неё, что она перестала ласкатьдругого коня. Хмыкнув, я сам перехватил лапой почти посередине свой агрегат ипродолжил дело. Еще несколько толчков и я отдался наслождению. Это прекрасноечувство, когда ты заполняешь самочку. Оно не когда не надоест. Я почувствовал,как попка ускользнула из моих раслабленных лап и члена. Теперь кошка полностьюпереключилась на него. А самец, откинувшись на спинку дивана, кайфовала илениво поглаживал мордочку кошки. Я подсел рядом с кошкой и положил лапки на ейспинку. Начав массировать её спинку, я очень быстро добрался до её груди.Но иэтого было мало! Я запустил лапки под её обтягивающий томик. Она даже не носилалифчик! А грудь была упругой и спелой. Я стал гладить и ласкать её груди.

И тут кошка стала глотать. Язамер, но потом по ржанию коню понял, что то же получил своё. Кошка села на егопах и откинула модашку. Я сел на ноги коню сзади неё и стянул с неё единственнуюодежду. Конь-охранник тоже сел, и мы вместе стали гладить и облизывать мордашкукошки. Мля лапа скользнул по её тело до паха. Мои пальчики легли на ёё набухщиеполовые губки. Нежно лаская их, я почувствовал, как они расширилсь – другойконь запутсил в неё два своих пальца. Кошка стонами и несколькими словамиподсказала нам движения. Мы быстро довели её до оргазма.

- Ах, мальчишки – она положила лапкина наши шеи и вместо дальнейших слово стала мурлыкать. Она так бы и нежилась в нашихласках, пока не поняла, что мы снова готовы.

- Так, теперь меняемся – этонахалка стала еще и командовать.

И тут она смутилась и посмотрелана охраника и на его агрегат – Ой, мне же потом с месяц придется притворяться моемусамцу, что мне с ним хорошо. Я ухмыльнулся, а другой конь вообще прыснул смехом.

Я, обняв, кошку стал её целовать,а другой конь добрался до её хвоста и нижних лапок. Он сел на задние лапы, аона повернулась на животик, и положил свои лапки к себе за спину.

Очень быстро она оставила на моемтеле мокрую дорожку от моей морды к моему паху. Её горячие тонкие губы ивлажный юркий язычок не только хорошо целовались. Я с радостью улегся на диван.Но продолжалась это не долго. Очень быстро её посасывание сменилось мурчание, апотом постаныванием. Мой член выскользнул из её ротика. Конь через кошку отменя весь вспотел. Кажется, они друг другу доставляли приятную боль. Осталосьлишь только гладить белую мордашку и ждать.

Но стонов становилось все больше.Нет, конечно, приятно когда, милая кошка так сладко и громко стонет на твоёмживоте. А она все не унималась. Кошка закусила губу и выпустила коготки. Воттеперь и я застонал. А кошке все продолжала! Она уперлась мордошкой в мой животи теперь зацепилась своими коготками за мои плечи. Еще на редкость несколькогромких и протяжных стонов и кошка обмякла на мне.

Охраник остановился. Он был весьв напряжение – О боже, мне же немного осталось – прошептал он.

- Да подожди ты – упрекнул его я– она хоть жива? – спросил я весело.

- Ох, мальчишуи – она приподняламордашку  и улыбнулась – вы самцы хотькуда.

Она поерзала попой и конь черезкошку от меня дернул хвостом. Он с радостью поймал белую попку и стал с удвоеннымэнтузиазмом вонзаться в ней. Вот теперь я был непротив. Она все еще лежала намне, и теперь мой член стал тереться между её грудей. От такого у меня сразуприподнялось настроение до прежнего, а кошка хихикнула. Она встала на передниелапы, и стал облизывать мой член. Ух, до чего же у неё это хорошо получалось.Высунов язычок она провела от головки и до кончика несколько раз с разныхсторонок. Я закрыл глаза и просто испытал восхитетельные ощущения. А потомпочувствовал, как головка члена скрылась во рту.

Мне не пришлось ничего говоритьили подсказывать ей. Она все знала и все чувствовала. Одна лапкой она уперласьмне в живот, а второй быстро доводила меня до пика наслаждения. Когда я подходилк пику, она проглотила мой член. Это было вообще что-то! Чувствовать, как горлосживается и разжимается вокруг твоего члена, было чуть страшно и очень приято.Она да же не успела до донца его проглотить, как я в порыве нахлынувших чувствсхватился за его мордашку. Хорошо, что я из последних остаток разума сдержалсяи не стал двигаться сам или делать ей не приятно и больно. Она, наконецосвободила мой член. Но потом снова прильнула к моей головке высосало остатки.А вот это было явно излишне. Я скривился. Ощущения были приятны до боли.

- Ухх, - я аж простонал - вотпоследние было излишне.

Кошка улыбнулась и села на меняверхом. Кажется другой уж закончил и сидел и кайфовал с закрытыми глазами.

- Прости. У некоторых самцов ужочень чувствительная это часть – она положила лапку на мою мягкую и набухшуюголовку – надо было догадаться, потому, как ты напрягался в начале. С другойстороны, я же должны была попробовать на вкус твою сперму – она улыбнулась. Апотом прильнула ко мне и поцеловала – А тебе как нравится? – она облизнулась.

 Я аж заскрежетал зубами. На вкус япочувствовал не только её слюни. Она снова села на меня верхом и обернулась кдругому коню – Ну что сказать. Самцы вы конечно не плохие, но ставлю я вамтройки.

Я аж поперхнулась. Она тут еще ибаллы что ли будет выставлять?!

- Когда происходит не что такое, слушатьсянадо того, кто в меньшинстве. Понимаете? – она повертела головой и посмотрелана нас – Он или она делает в два раза больше работы. Если бы вы не стали менягладить и ласкать, я бы просто расцарапал ваши морды и ушла.

- Потому что он или оначувствовала себя скорее машиной? – спросил конь-охранник подсел к ней сзади.Точнее голым крупом сел на мои ноги.

- Вот именно – сказала она ипосмотрела укоризненно на меня.

Я состроил максимальноизвинительную морду.

- А так же, надо смотреть открытымиглазами и видеть, когда нечто подобное может произойти. Это ведь такие яркиемоменты в жизни, о которых потом приятно вспоминать – вот теперь и моему дуракудостались не довольный взгляд.

- Простите нас. Я еще не разу небыл в столь пикантной ситуации – охраник положи лапки на её плечи и сталгладить ей. Она обернулась к нему и они стали сосаться.

Я сел на сколько это быловозможно, и приложил лапки к белым грудям. Ах, они были прекрасны. Как и самакошка. Да же больше. Она оставалось какой-то невинной, не смотря на все чтопроисходило. Наверное, во всем был виноват цвет её шерстки. Хотя на её ляжкашерсть свалялась и испачкалась от всего, что не поместилось в её лоне.

- Ты хочешь еще? – спросила она

- Конечно, ответил я – и тот жепонял, что она обращался не ко мне.

Кошка повернулась ко мне и ехидноулыбнулась. Она отклонила корпус и лапкой покачала уже стоящий член охраника.Конь заржал и показал мне язык. Она положила лапку на его мордашку и сноваулыбнулась.

- Это преимущество более короткихчленов – сказала она и снова глянула на меня с улыбкой.

А вот конь на против почему-то улыбатьсяперестал.

- Я хочу что бы вы стояли идержали меня на руках – сказала она и переползла на живот охранника.

Конь вместе с кошкой встал. Ондержал её за попку, а она скрестила лапы за его спиной. Отклонив голову назад,она посмотрела на меня перевернутой мордашкой.

- Иди сюда – она засмеялась – тызабыл, что я говорила? Вам нужно больше совместной работы.

Я встал и подошел к ним. Онарасцепила лапы и упала мне нагрудь.

- Лови меня! –она скрестила лапки на моей шеи и стала целовать меня. Я не отставал и положиллапки на её грудь. После первого поцелуя она стала покачивается и постанывать.Я же ласкал её грудь и целовал её. Теперь все мы трое прижимались друг другу.Мне даже странно показалось идея представить нас со стороны. Два крупныобнаженных коня, стоят почти прижатые друг к другу. А между нами миниатюрнаякошка. Неожиданно она нашарил мой наливающийся кровью член.

- Самцы, надо вас примерить – оназахихикала и скомандовала – Пруууу. Конь аж возмущенно задергал хвостом. Я жевообще хотел сказать ей, что это не этично. Но кошка продела мой член междунижними лапами другого коня. У меня просто ёкнула сердце, когда я почувствовал,что она трет мой член между ягодицами другого коня. Она сама продолжила двигаться,и конь подхватил её движения. Морда его выражала самые разные чувства. Он ужене мог остановится, но и удовольствия явно перебивались страхом.

А белая кошка продолжалапостанывать и забавляться моим членом. Одно хорошо, он был длиноват и головкойуперался в хвост коню.

Да и скоро она не удержала его.Слишком сльно я возбудился и член приобрел упругость. Конь по ту сторону кошкипросто разбушевался. Она стала очень громко и томно урчать.

- Ах, ну что же так быстро – онасокрушенно покачала мордой

- Я сейчас его подменю – сказа ярадостно стараясь отнять кошку у коня. То все еще по инерции делал фрикции.

Она повисла на моей шеи. Я подхватилкошку и ощутил её лапки на своей талии, которые скрестились над моим хвостом.

- Оххх –простонала кошка,усаживаясь на мой член. Мой агрегат с чавканьем зашел в разбухшие половые губыкошки. Сверху и снизу потекли соки любви, безнадежно пачкая её шерсть. Но она срадостью принела меня и закрыла глаза.

 - Давай скачи – сказала она и куснула меня заплечо. Я обхватил её попку и наконец снова стал двигается внутри неё. И тут я вшоке понял что она делает то же самое с другим конем. Она и его член сталатереть об мой круп. Но он был короче! Как раз что бы при мои толчок упиратьсямне под самый хост.

Охранник заржал и положил лапкумне на ягодицу – Быстрее, быстрее – подбадривал он, когда при каждом толчке онаупирался мне в самую попу. Он то же ласкал кошку языком и лапами.

Но мне уже стало все равно. Самкав моих лапа и она сейчас. Вот сейчас. Вот сейчас!

- Ох, давай давай, коняшка! –прошептала она и вцепилась в меня когтями.

И я её поднадал. С трудом сквозь наслаждениея притормозил и стал покусывать её плечо. Она грубко застонала и вслед за ней япоследними толчками вышел на пик. Несколько последних движений было волшебными.Её нутро сжималось от растекающегося оргазма. Все это быстро вознесло меня кней. Я несколько дергаными движениями наполнил её.

Чуть отдышавшись она слезла сменя.

- Ух, самцы. Но вы хотя быучитесь – она захихикала и похлопала нас по крупам.

Ну, а ты – она посмотрела наконя-охранника и на его возбуждение – обратись к Лету.

Она снова прыснула смехом и сталабыстро собирать свои вещи.

- Потстой! А как узнать твоё имя?– я хотел поймать её лапку, но на лишь отмахнулась хвостом. А потом это самкапоказала мне еще и языка. Она как могла очистила свои ляжки и быстро оделась.

А я стоя рядом с фурри-конем исмотрел как она одевается.

- И да, вам бы тут все какследует прибрать – она посмотрела на диван. Он был как следует помят и испачканразводами после йиффа.

 Она поцеловала меня потом рядом стоящего коняи вышла через дверь.

- Ты знаешь, я, кажеться, забылзакрыть дверь – конь сказав это, почесал свою ухо.

Я перевел взгляд с двери на него– Ты что, совсем дурак?

- Откуда я знал, что будет не чтоподобное? – конь возмутился – И вообще ты первый начал! Если бы ты её непоцеловал она бы ушла – конь подошел к столику и взял в руке свои штаны.

- Да вот только по выражению твоюморды мне кажется, ты совсем не против что она осталась и … -я услышал какдверь открылась.

Я, как мои голый знакомый коньповернулись в ужасе. Так и есть, чуть приоткрыв дверь в комнату почти зашелфурри бульдог. Он так и остался стоять, приоткрыв рот. Кажеться, две бесконечныедолгие секунды вообще нечего не происходило. А потом она тихо извинился иприкрыл дверь.

Я посмотрел на коня. Онапосмотрел на меня.

- Закрой дверь на замок – сказаля раздраженно и стал быстро подбирать вещи. Конь с поникшей головой подешел кдвери и щелкнул. А я тем временим, как только мог быстро оделся.

- Постой, не закрывай, я ща выйду– я подошел к ниму и хотел уже выйти. Но тут я вспомнил слова кошки и хлопнулпо плечу – а вообще ты был крут. Как и я

Она улыбнулся и протянул руку – свами было приятно работать, сер!

Я схватился за его лапу иэнергично затряс – с вами то же, сударь.

И тут дверь снова открылась и внеё просунулась драконья морда. Черная, с красной полоской на шеи.

- Твою же мать, я проиграл пари!– и его голова быстро пропала.

Я бросился следом. Не хватало,что весь офис своим глазами все это увидел.